* * *
В кабинете на Тверской коллежского советника дожидался Ведищев. - Последний день, - строго сказал долгоруковский "серый кардинал" вместо приветствия. - Надо сыскать англичанца этого полоумного. Сыскать и честь по чести доложить. Иначе сами знаете. - А вы-то, Фрол Григорьевич, откуда про Захарова знаете? - не особенно, впрочем, удивившись, спросил Фандорин. - Ведищев все, что на Москве происходит, знает. - Надо было тогда и вас в список подозреваемых включить. Вы ведь его сиятельству банки ставите и даже кровь отворяете? Стало быть, занятия медициной для вас не внове. Шутка, однако, была произнесена голосом тусклым, и видно было, что думает чиновник о чем-то совсем ином. - Анисий-то, а? - вздохнул Ведищев. - Вот уж беда так беда. Толковый он был, недомерок. По всему должен был высоко взлететь. - Шли бы вы себе, Фрол Григорьевич, - сказал на это коллежский советник, явно не расположенный сегодня предаваться чувствительности. Камердинер обиженно насупил сивые брови и перешел на официальный тон: - Мне, ваше высокоблагородие, велено передать, что граф-министр нынче утром отбыли в Питер в сильном неудовольствии и перед отъездом очень грозились. А также велено выяснить, скоро ли следствию конец. - Скоро. Передайте его сиятельству, что мне осталось провести два допроса, получить одну телеграфную депешу и совершить небольшую вылазку. - Эраст Петрович, Христом-Богом, к завтрему-то управитесь? - моляще спросил Ведищев. - Пропадем же все... На вопрос Фандорин ответить не успел, потому что в дверь постучали, и дежурный адъютант доложил: - Доставлены задержанные Стенич и Бурылин. Содержатся в разных комнатах, как велено. - Сначала Стенича, - приказал офицеру чиновник, а камердинеру показал подбородком в сторону выхода. - Вот и первый допрос. Всё, Фрол Григорьевич, подите, некогда. Старик покладисто кивнул плешивой башкой и заковылял к выходу. В дверях столкнулся с диковатого вида человеком - патлатым, дерганым, худющим, однако пялиться на него не стал. Споро зашаркал войлочными подошвами по коридору, свернул за угол, открыл ключом кладовку. Кладовка оказалась не простая, а с неприметной дверкой в самом дальнем углу. Дверка тоже отпиралась особенным ключиком. За дверкой обнаружился стенной шкаф. Фрол Григорьевич втиснулся туда, сел на стул, на котором лежала покойная подушечка, бесшумно сдвинул заслонку в стене, и вдруг через стекло сделалась видна вся внутренность секретного кабинета, послышался слегка приглушенный голос Эраста Петровича: - Благодарю. Пока придется посидеть в участке. Для вашей же безопасности. Камердинер нацепил очки с толстыми стеклами и прильнул к потайному отверстию, но увидел лишь спину выходящего. Допрос называется - трех минут не прошло. Ведищев скептически крякнул и стал ждать, что будет дальше. - Давайте Бурылина, - повелел Фандорин адъютанту. Вошел татаристый, мордатый, с нахальными разбойничьими глазами. Не дожидаясь приглашения, уселся на стул, забросил ногу на ногу, закачал богатой тростью с золотым набалдашником. Сразу видать миллионщика. - Что, опять требуху смотреть повезете? - весело спросил миллионщик. - Только меня этим не проймешь, у меня шкура толстая. Это кто сейчас вышел-то? Не Ванька Стенич? Ишь, рожу отворотил. Будто мало ему от Бурылина перепало. Он ведь в Европы на мои катался, при мне приживалом состоял. Жалел я его, бессчастного. А он мне же в душу наплевал. Сбежал от меня из Англии. Забрезговал мной грязненьким, чистенького житья возжелал. Да пускай его, пропащий человек. Одно слово - психический. Сигарку задымить позволите? Все вопросы миллионщика остались без ответа, а вместо этого Фандорин задал свой вопрос, Ведищеву вовсе непонятный. - У вас на встрече однокашников длинноволосый был, обтрепанный. Кто таков? Но Бурылин вопрос понял и ответил охотно: - Филька Розен. Его вместе со мной и Стеничем с медицинского турнули, за особые отличия по части безнравственности. Служит приемщиком в ломбарде. Пьет, конечно. - Где его найти? - А нигде не найдете. Я ему перед тем, как вы пожаловали, сдуру пятьсот рублей отвалил - разнюнился по старой памяти. Теперь пока до копейки не пропьет, не объявится. Может, в каком московском кабаке гуляет, а может и в Питере, или в Нижнем. Такой уж субъект. Это известие почему-то до чрезвычайности расстроило Фандорина. Он даже вскочил из-за стола, вынул из кармана зеленые шарики на ниточке, сунул обратно. Мордатый наблюдал за странным поведением чиновника с любопытством. Достал толстую сигару, закурил. Пепел, нахальная морда, сыпал на ковер. Однако с расспросами не лез, ждал. - Скажите, почему вас, Стенича и Розена выгнали с факультета, а Захарова только перевели на патологоанатомическое отделение? - после изрядного промежутка спросил Фандорин. - Так это кто сколько набедокурил. - Бурылин ухмыльнулся. -Соцкого, самого забубенного из нас, вовсе в арестанты забрили. Жалко курилку, с выдумкой был, хоть и бестия. Меня-то тоже грозились, но ничего, деньга выручила. - Подмигнул шальным глазом, пыхнул сигарным дымом. Курсисточкам, веселым подружкам нашим, тоже влетело - за одну только принадлежность к женскому полу. В Сибирь, под присмотр полиции, поехали. Одна морфинисткой стала, другая замуж за попа вышла - я справлялся. Миллионщик хохотнул. - А Захарка-Англичанин тогда ничем особенно не отличился, вот и обошлось малой карой. "Присутствовал и не пресек" - так и в приказе было. Фандорин щелкнул пальцами, будто получил радостную, долгожданную весточку, и хотел спросить что-то еще, но Бурылин его сбил - достал из кармана какую-то вчетверо сложенную бумажку. - Чудну, что вы про Захарова спросили. Я нынче утром от него диковинную записку получил - аккурат перед тем, как ваши псы меня забирать приехали. Мальчонка уличный принес. Вот, почитайте. Фрол Григорьевич весь изогнулся, носом в стекло вплющился, да что толку - издали не прочесть. Только по всему видно было, что бумажка наиважнеющая: Эраст Петрович к ней так и прилип. - Денег, конечно, дам, не жалко, - сказал миллионщик. - Только не было у меня с ним никакой особенной "старой дружбы", это он для сантименту. И потом что за мелодрама: "Не поминай, брат, лихом". Что он натворил, Плутон наш? Подружек давешних, что в морге на столах лежали, оскоромил? Бурылин запрокинул голову и расхохотался, очень довольный шуткой. Фандорин все разглядывал записку. Отошел к окну, поднял листок повыше, и Фрол Григорьевич увидел неровные, расползшиеся вкривь и вкось строчки. - Да, накарябано так, что еле прочтешь, - пробасил миллионщик, глядя, куда бы деть докуренную сигару. - Будто в карете писано или с большого перепоя. Так и не нашел. Хотел кинуть на пол, но не решился. Воровато глянул в спину коллежскому советнику, завернул обкурок в платок и сунул в карман. То-то. - Идите, Бурылин, - не оборачиваясь, сказал Эраст Петрович. - До завтра побудете под охраной. Этому известию миллионщик ужасно огорчился. - Хватит! Уж покормил одну ночь ваших полицейских клопов! Лютые они у вас, голодные. Так и накинулись на тело православное! Фандорин не слушая нажал на кнопку звонка. Вошел жандармский офицер, потянул богатого человека к выходу. - А Захарка как же? - крикнул Бурылин уже из-за двери. - Он ведь за деньгами зайдет! - Не ваша забота, - сказал Эраст Петрович, а у офицера спросил. Ответ из министерства на мой запрос поступил? - Так точно. - Давайте. Жандарм принес какую-то депешу и снова исчез в коридоре. Депеша произвела на чиновника удивительное воздействие. Прочтя, он кинул бумагу на стол и вдруг учудил - несколько раз подряд очень быстро хлопнул в ладоши, да так громко, что Фрол Григорьевич от неожиданности ударился лбом об стекло, а в дверь разом сунулись жандарм, адъютант и секретарь. - Ничего, господа, - успокоил их Фандорин. - Это такое японское упражнение для концентрирования мысли. Идите. А дальше и вовсе чудеса пошли. Когда за подчиненными затворилась дверь, Эраст Петрович вдруг стал раздеваться. Оставшись в одном нижнем белье, достал из-под стола саквояж, которого Ведищев ранее не приметил, из саквояжа извлек сверток. В свертке - одежда: узкие полосатые брюки со штрипками, дешевая бумажная манишка, малиновая жилетка, желтый клетчатый пиджачок. Преобразился коллежский советник, солидный человек, в непристойного хлюста, какие по вечерам подле гулящих девок крутятся. Встал у зеркала аккурат в аршине перед Фрол Григорьевичем, - расчесал черные волосы на прямой пробор, густо смазал бриллиантином, седину на висках замазал. Тонкие усики подкрутил кверху и навострил в две стрелки. (Богемским воском, догадался Фрол Григорьевич, точно так же закреплявший знаменитые бакенбарды князя Владимира Андреича - чтоб орлиными крыльями торчали). Потом Фандорин вставил что-то в рот, оскалился, блеснул золотой фиксой. Еще немножко построил рожи, и, кажется, остался своей внешностью совершенно доволен. Из саквояжа ряженый вынул небольшое портмоне, раскрыл, и увидел Ведищев, что портмоне-то, оказывается, непростое: внутри вороненый ствол малого калибра и барабанчик на манер револьверного. Фандорин вставил в барабанчик пять патронов, щелкнул крышкой и проверил пальцем упругость замочка, надо думать, выполнявшего роль спускового крючка. Чего только не удумают для погибели человеков, покачал головой камердинер. И куда ж это ты, Эраст Петрович, этаким фертом собрался? Словно услыхав вопрос, Фандорин обернулся к зеркалу, лихо, набекрень, надел бобровую шапку и, развязно подмигнув, сказал вполголоса: - Вы уж, Фрол Григорьевич, поставьте за меня на всенощной свечку. Без Божьей помощи мне сегодня не обойтись.