— Уверяю вас, моя милая, вы напрасно боитесь этого лечебного учреждения, там только изучат ваше заболевание...
Но тут Леля услышала жалобный, надрывающий душу вой, — так воют собаки, когда их обижают. И вдруг отец — это было просто невероятно! — резко сказал то, чего никогда не говорил матери за всю их долгую совместную жизнь:
— Молчи, дура!
Леля заглянула в комнату. Мать с выражением оскорбленной невинности на лице стояла, гордо выпрямившись и скрестив руки на груди. Даже не глядя, какое впечатление произвели его слова на жену, Владимир Александрович говорил, обращаясь к санитарам:
— Вы видите, товарищи, что это недоразумение, основанное на обычной семейной склоке. Я думаю, вы это поняли...
Санитары согласно закивали головами, и на лицах их появилось выражение облегчения. Они, видно, хорошо понимали, до чего может довести семейная склока. Тем более что Владимир Александрович, к каждому слову которого они относились с уважением, так как ведь он был академик, объяснил им спокойно и внятно:
— Евдокия Яковлевна Курбановская приехала ко мне, чтобы урегулировать некоторые вопросы, связанные с тем, что мой сын женился на ее дочери. Вам это понятно?
— Очень даже понятно, — поспешно ответил один из санитаров, а другой добавил:
— А ваша супруга, значит, препятствует в этом...
— Нас, товарищ Сомов, это даже и не касается, — поспешно перебил первый санитар. — Вы, как глава семьи и ответственный съемщик, только напишите нам вот здесь, на предписании, что они... — и он кивнул на Евдокию Яковлевну, которая с закрытыми глазами притулилась на кресле, — никакого буйства не производили. Ну, а неправильный вызов придется уж вам оплатить, — сказал он, обращаясь к Нине Леонидовне. — Потому что если каждый по своей воле захочет кого другого в психлечебницу сажать и на это государственное горючее тратить, то это не порядок.
Леля взглянула в надменно-окаменевшее лицо матери и вдруг рассмеялась. Нина Леонидовна бросила на нее возмущенный взгляд (так смотрел король Лир на своих дочерей, когда они отступились от него) и гордо вышла из комнаты.
Владимир Александрович написал справку и уплатил деньги за неправильный вызов. Санитары удалились.
— Елена, вызови такси, — сказал Владимир Александрович, — и скажи маме, чтобы она собиралась, мы отвезем Евдокию Яковлевну домой.
— Я никуда не поеду, — раздельно сказала Нина Леонидовна из двери.
— Нет, ты поедешь! — крикнул Владимир Александрович и опять схватился за сердце.
— Боже мой... — жалобно простонала Нина Леонидовна из соседней комнаты.
— Я не сумасшедшая, я совсем не сумасшедшая... — монотонно твердила Евдокия Яковлевна.
— Да что вы об этом беспокоитесь? — сказала Леля, возвращаясь в комнату после того, как она уже вызвала такси. — Какая же вы сумасшедшая? Когда сходят с ума от любви к детям, это хорошее сумасшествие, а когда сходят с ума от мещанской злобы... Вот это действительно страшно. Папочка, машина вызвана. Папа, что с тобой? — вдруг закричала она, подбежав к отцу. — Как ты побледнел... — Она пододвинула кресло.
— У меня что-то тут закололо... — сказал Владимир Александрович и опустился в кресло.
Нина Леонидовна вдруг взвизгнула каким-то неожиданно молодым и даже ребячьим голосом, вбежала в комнату и кинулась к мужу.
— Это пройдет, пройдет, — тихо шепнул он ей. — Леля, ты отвези Евдокию Яковлевну и скажи Лене, чтобы он не сердился.
Владимир Александрович взглянул на дочь просительно и устало, и в ответ на этот взгляд Леля вдруг ощутила, как из самой глубины ее души поднялась ответная, доселе ей неизвестная горячая сила. Это была самозабвенная готовность помочь ему, и не только ему, а всем в своей семье, и уверенность в том, что она может помочь. Тяжесть ее отношений с Борисом вдруг исчезла, она почувствовала облегчение, почти радость, подбежала к отцу и поцеловала его несколько раз.
— Все уладится, папочка, — сказала она.
Нина Леонидовна, вернувшаяся в комнату, после того как она по телефону вызвала врача для Владимира Александровича, величественно повернулась к дочери:
— И скажи Леониду и этой... как ее там зовут, что я на них не сержусь и пусть они приедут навестить отца.
Эти слова опять вызвали у Лели припадок смеха.
«Совершенно неуместно...» — подумала Нина Леонидовна с обидой. Но она не успела ничего сказать, так как дочь уже вышла из комнаты.
Евдокия Яковлевна охотно покинула комнату, в которой находилась внушавшая ей непреодолимый ужас Нина Леонидовна. Но, оказавшись в темном коридоре, она неожиданно заупрямилась.