В некоторых странах люди страдают от слишком скудного выбора. Американцы же, наоборот, мучаются от переизбытка возможностей. Я помню, как один миссионер из Турции иронично заметил, что самое трудное для него в США — выбрать из тысячи вариантов салатной заправки. «Просто закажи что-нибудь, — сказал он мне в ресторане. — Не заставляй меня выбирать между семью видами соуса „Ранчо“». Мне кажется, что наша сосредоточенность на поиске Божьей воли на самом деле объясняется переизбытком возможностей. Мы полагаем, что свобода выбора делает нас счастливыми, но однажды наступает момент (а у некоторых уже наступил), когда мы осознаем, что предпочли бы иметь поменьше вариантов.
Мою мысль подтверждают результаты наблюдений профессора Шварца за студентами колледжа. Он отметил, что у его студентов разноплановые интересы и возможности. Они щедро наделены талантами и имеют огромный потенциал. Перед ними открыт весь мир. Но вместо того, чтобы с восторгом окунуться в этот океан свободы, многие смотрят на него с ужасом. Они мечутся между противоположными интересами: зарабатывать деньги или изменить мир, заниматься умственным трудом или посвятить себя творчеству, погрузиться в работу или оставить время для семьи, осесть в одном месте или путешествовать по миру, начать карьеру или продолжить обучение, перебраться в шумный мегаполис или поселиться в сельской тиши.
Если вы студент колледжа, то у вас захватывает дух от количества потенциальных возможностей. Ваши друзья и родственники, скорее всего, разбросаны по всей стране, а то и по миру, и у вас нет почти никаких обязательств или близких отношений, которые могли бы ограничить вашу свободу, заставив выбрать определенное место жительства или культуру. Добавьте к этому возможность путешествовать и, находясь в любой точке земли, удаленно работать на несколько компаний и получите результат — массовое кочевание и взрывной рост возможностей. Доступно все.
Шварц подытоживает свои наблюдения:
Нетрудно догадаться, что студенты не хотят слышать вопрос: «Чем ты собираешься заняться по окончании колледжа?», а тем более на него отвечать. Не могу избавиться от
мысли, что многим моим студентам было бы гораздо лучше, если бы у них было поменьше талантов и побольше чувства морального долга перед своей семьей, который заставил бы их остепениться и быть рядом с ней. Им даже не помешало бы испытать нужду, в которой жило поколение времен Великой депрессии, думавшее лишь о том, как поскорее найти надежную работу! Если бы у моих студентов было меньше вариантов и больше ограничений, им не пришлось бы бесконечно сравнивать, они бы чувствовали себя увереннее, меньше сомневались в правильности принятых решений и были более удовлетворенными9.
Это поразительно точная оценка происходящего. Я уверен, что некоторые люди хорошо служат Господу, даже если проводят по полгода в путешествиях. Я уверен, что многие молодые люди, переезжая с места на место и часто меняя работу, все-таки вносят важный вклад в дело Христа. Но я также уверен, что многие из них под предлогом приобретения опыта, знакомства с разными культурами и даже, как ни прискорбно, краткосрочных миссий на самом деле угождают своему эго. Как пастор университетской церкви я вижу, что люди, участвующие в нашем служении, постоянно меняются. Мне нравится наблюдать за воодушевлением свежеиспеченных студентов. Но если бы среди нас не было тех, кто решился осесть в этом месте навсегда или хотя бы задержаться на какое-то время, мы бы не смогли служить студентам должным образом. Церкви нужны люди, посвященные служению, те, на кого можно рассчитывать в долгосрочной перспективе.
Боюсь, что, делая выбор, современные люди меньше всего принимают в расчет вопрос своего плодотворного служения в поместной церкви. Иногда мне кажется, что изобилие возможностей мешает молодым людям становиться полноценными учениками Христа и помогает им избегать обязательств. Может быть, из-за этого их влияние в миру столь поверхностно?
При таком изобилии альтернатив неудивительно, что соседская трава нам всегда кажется зеленее. Встречая на своем пути что-то новое, мы сравниваем это с тем, что у нас уже есть. Английское слово decide («решить», происходит от латинского decidere, «отрезать») хорошо объясняет, почему нам сложно делать выбор. Мы не можем смириться с мыслью, что, выбрав что-то одно, нам придется «отрезать» другие варианты. Выбирая «А», мы тут же расстраиваемся из-за того, что упустили «B», «C» и «D». В результате, чтобы чувствовать себя хорошо, мы предпочитаем лучше не выбирать ничего, чем выбрать одно и отказаться от всего остального. Приняв важное решение, мы испытываем «синдром раскаявшегося покупателя» и переживаем, что, возможно, упустили лучший вариант. Или, что еще хуже, решаем на неопределенный срок поселиться в цокольном этаже отцовского дома, чтобы найти себя и получить Божье водительство. В итоге выходит, что возможность заниматься чем угодно и ездить куда угодно — это не свобода, а рабство, потому что процесс принятия решений вместо удовольствия причиняет нам боль.