Взял я за пазуху гранату Мильса, кольт, а карабин положил под ноги, чтоб не было видно. С Шо-Закиром ехала большая ватага. Подъехав, разделилась. Сорок или пятьдесят басмачей объехали кругом, поднялись на террасу и там расположились, а Шо-Закир с восемью приближенными (его помощник Ташмат и лучший стрелок — Бек-Кулы, который с лошади, на ходу, сбивал кииков) направился к берегу. Главная наша задача была: сразу узнав Бек-Кулы, вести за ним особое наблюдение и, в случае чего, его обезвредить. Шо-Закир подъехал к берегу, остановился, спешился, передал повод Бек-Кулы и кричит:
«Салом алейкум, саиб Дымский!»
Я стою с Миралимом. Отвечаю:
«Алейкум во-ассалом, карьодар саиб! Приехал я сюда, хочу поговорить с тобою о пастбищах, чтоб ты кессеков не обижал, может, миром покончим? (А карьодар — это у них там чин вроде сельского старшины. Шо-Закир получил его за басмаческие заслуги.) Давно ли ты стал не доверять мне — с того берега кричишь, а не переезжаешь сюда?»
Он отвечает:
«У нас сегодня торжественный день, у моего друга родился сын, мы устраиваем улак. Если ваши киргизы хотят участвовать, пусть переедут к нам, если не хотят переехать, пусть издалека смотрят, как мы можем драть козла!»
По его знаку Бек-Кулы подвел ему лошадь, и он дал сигнал, и наверху началось козлодранье. Тут мы увидели всю его силу, и Гаюба — известного каратегинского басмача, и соратников его — узбеков в красных платках, и остальных джигитов. А наши киргизы боялись и оставались у себя на площадке. Иргиз-Кул к нам подошел пешком, руки за спину, щуря глаза, все смотрел на ту сторону.
Так они демонстрировали не больше чем с три четверти часа, с час. Затем Шо-Закир отделяется от всей кучи всадников (за ним тщательно следил Миралим: Шо-Закир не принимал участия в козлодранье, а шептался со своими приближенными), с четырьмя всадниками подъезжает к берегу на старое место. В то время остальные с козлом будто бы ускакали совсем прочь, а на самом деле спрятались за бугром.
Шо-Закир кричит:
«Ну, Дымский, переезжай на нашу сторону, — видишь, я своих людей отправил; вас будет трое и нас четверо, побеседуем обо всем».
Я отвечаю:
«Отлично. Поедем… Я остановлюсь на острове, и ты к острову подъезжай…» — и ощупал у себя за пазухой гранату и револьвер (я как-то не верил, что граната с запалом).
Иргиз-Кул подводит мне лошадь, а Миралим побежал за своей. Карабин я оставил на месте, рассчитывая незаметно поднять его после, и поехал к яме, где лежали стрелки. Особенно хотел передать Березовскому, чтоб он следил за Бек-Кулы. Я опасался, что тот в меня выстрелит. Передал распоряжение шепотом, а они не поняли, начали переспрашивать. Ко мне шел Миралим, был сзади меня шага на три. Когда я начал второй раз передавать приказание, Миралим закричал истошным голосом:
«Дымский, спрячься, стреляют!..» (Ему с бугорка было видно, как целилась группа стрелков.)
Я не разобрал, в чем дело, потому что тут над ушами у меня прожужжало, услышал залп, сорвало шапку у меня, сбило с ног Миралима, замелькали его киргизские чоко́й (остроносые сапоги). Он упал, я увидел окровавленную физиономию, халат в крови, решил, что Миралим убит, сам бросился к карабину — шагов шесть. Тут же бесится лошадь, перепугавшаяся и не дававшая себя поймать. Послышалась беспорядочная стрельба из нашей ямы и голос Березовского:
«Дымский, лезь в яму, что ты под пулями торчишь?»
Я увидел вылезших из ямы и стреляющих с колена красноармейцев, а Березовский сидел в яме и, тщательно выбирая цели, совсем не торопился стрелять.
Во время перепалки я очутился в седле и выехал на переправу через реку к острову (я себя вспомнил только тут, когда меня водой выше седла облило). Березовский одним глазом смотрел за мной, другим — на басмачей; увидев, что я переправился, выскочил из ямы и побежал на помощь ко мне, остановился на берегу и выжидает: кого же бить? А Шо-Закир оказался тоже на острове, около меня, верхом, старается схватить мою лошадь за повод. На нашу сторону переправляется человек двадцать вооруженных. Выехали на первый остров, скрылись за бугром, показались, опять спускаются в воду, переезжают ко мне.
Миралим лежит.
Они выезжают на мой остров.
У них на первом острове два человека и три коня лежат.
У меня — колебание: сейчас бросить гранату или еще поберечь ее?
Голос Березовского: «Бросай!»
Не знаю, что бросать, но бросил гранату вперед, в наступающих. Шо-Закир — рядом, тянет за повод, кричит: «Идем, идем, а то тут стреляют».