— Я проклятая? — обреченно спросила Диана.
— Пятно было на лице девушки в зеркале, ты сама это сказала.
— Я святая? — Она испуганно посмотрела на бабушку. — Какая из меня святая? Я ненормальная!
— Лучше говорить особенная, — сказала Мариэн, делая акцент на последнем слове. — Быть особенной сложнее, чем быть нормальной, зато намного приятнее.
— Я бы хотела быть особенной, но так, чтобы всем нравиться, а не наоборот…
В кабинет громко постучались один раз, затем еще два раза, но тише. Диана слегка вздрогнула и испуганно посмотрела на дверь.
Молчаливое ожидание снаружи свидетельствовало об осведомленности визитера о правиле: в этот кабинет никогда не приглашают откликом «войдите». Миссис Гарднер, исполняя обязанности хранительницы домашнего музея, предпочитала открывать дверь сама, как это делал бывший хозяин кабинета. Однако на этот раз она осталась в кресле, памятуя другое правило – правило фиолетового платка:
— Милая, открой дверь, это твой папа.
— Ты уверена, что не мама? — опасливо спросила Диана.
— Абсолютно. Иди собирайся, а ему скажи, чтобы зашел.
Внучка торопливо надела босоножки, тихонько приоткрыла дверь, что-то шепнула отцу и выскользнула в коридор. Альфред убедился, что с дочерью все в порядке, вошел в кабинет и опять взглянул на часы:
— Я за Дианой и только, но, если ты хочешь говорить… у меня есть минут пятнадцать.
[1] Мойры предсказали Зевсу, что Метида родит ему сына, который превзойдёт его. Когда она забеременела, Зевс усыпил её ласковыми речами и проглотил, после чего из его головы родилась дочь Афина, соединившая в себе мудрость отца и матери. Рождения сына ему, таким образом, удалось избежать. Находясь с тех пор внутри Зевса, Метида – его советчица, она возвещает ему, «что зло и что благо» (Гесиод, Теогония 885-900).
[2] Евангелие от Матфея, 4 глава. 18 Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, 19 и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. 20 И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним.
Глава 3. Божественная жемчужина
Мариэн указала сыну на кожаный диван.
— Не подумай, что я собираюсь ошарашить тебя разгадками невообразимых тайн, но лучше бы ты присел. Помнишь, как восемнадцать лет назад мы говорили с твоим отцом об одной картине?
— О «Жемчужине» Врубеля, — догадался Альфред, — она странно сочеталась с моим сном. Я хотел рассказать о нем, но отец не пожелал меня слушать.
— Видимо, тогда у него были веские основания, о которых я не спрашивала оттого, что доверяла ему… — Мариэн помолчала, подравнивая закладки в книге. — Альфред, я чувствую, что время запретов на исходе. Скажи мне, что именно ты узнал из сна о твоей будущей дочери?
— Почему сейчас? — живо полюбопытствовал Альфред, располагаясь на диване и закидывая ногу на ногу.
— Думаю, Маргарет скоро появится.
Он заинтересованно наклонил голову:
— И ты полагаешь, что…
— Я полагаю, что тебе нужно ответить на мой вопрос, ведь я ответила на твой.
— Да, конечно, мама.
Альфред снова взглянул на часы и в раздумье погладил седеющую бороду; он часто размышлял о деталях памятного сна восемнадцатилетней давности, поэтому хорошо помнил все его подробности и рассказал матери, как, блуждая во сне по темной чаще, вышел к каменному алтарю возле раскидистого дерева. Ветви его были серебряными, а плоды золотыми…
Лес вокруг поляны с древом и алтарем сомкнулся в непреодолимые стены; по траве разлился тонкий слой молочного тумана. Минута полной и таинственной тишины.
Скрипнула дверь подземелья. По лестнице, скрытой меж корней дерева, как через потайной ход на сцену, вышла молодая женщина, окруженная говорливой свитой. Маленькие корявые существа втихомолку ссорились между собой за право услужить избранной, несли за ней полы белого церемониального одеяния, возбужденно шикали друг на друга и старались сохранить при этом почтительный вид. Другие из свиты, ростом выше, в плащах с капюшонами, чинно выступали рядом.
Безмолвная, она остановилась перед алтарем. Капюшоны встали в полукруг, вынули из-под балахонов кривые сучья, сложили на камне и подожгли. Шушукающая мелочь, как стая летучих мышей, облепила фигуру женщины, освободила ее от воздушных тканей и утащила их подальше от костра. Альфреду явилась черноволосая красавица, откровенно нагая и несравненная, как молодая богиня.