Молния сбила голову одной из них, и она, гигантская, вся в бахроме шевелящихся червей, скривившая в иронической ухмылке впалые желтые щеки, грохнулась неподалеку, взметая фонтаны брызг и поднимая донную тину и дохлых угрей.
Сие было как помутнение разума, или как прозрение, решать вам, когда, вновь не первый, но следом за лидерами, я бесстрашно и безрассудно устремился через открывшийся проход.
Переплетения коридоров, выстроенных из прочных прозрачных щитов, передние беглецы уже бились о них, как рыба об лед, силясь проникнуть за кажущуюся доступной прозрачность, а задние напирали, плюща и давя в кровавую кашу отважнейших. Сверху испугано закричали, а потом глумливо захихикали жрецы.
– На помощь! Бейтесь, братья! – раздавалось со всех сторон.
Голоса, словно обращенные исключительно ко мне, ибо волей судеб оказался прямо в эпицентре событий. Но я уразумел, что просто кидаться – глупо и бесполезно, я заметил, а может, скорее, ощутил (ведь недаром когда-то жил на поверхности), что где-то должен быть, а уж после узнал цилиндрический механизм.
Некогда разбираться в хитросплетениях табло и щелкающих цифр, я с силой дернул на себя весь разноцветный пучок проводов, и затененная панель справа от меня внезапно разошлась, так что я оказался нос к носу со жреческим охранником. Я узнал его по кирасе, надетой поверх туники и шлему с глухим забралом. Все это промелькнуло по краю моего сознания, не затронув бушевавших в нем первобытных инстинктов, ибо я уже ударил его, ни мало опешившего, в челюсть и подхватил тяжелый прямоугольный ящик, из которого выходила пара коротких крутящихся дул. Я просто крепко сжал ручку, и жрецы пали, сраженные в спины.
В это мгновение я почувствовал, как и в мое влажное, дряблое тело вонзаются первые пули, выбивая черные сгустки крови. Развернувшись, я скосил всех до одного яро спешивших по спускающемуся пандусу стражей, падая, заваливаясь на бок, но, не отпуская ручку устройства.
Спустя какое-то время я осознал, что меня подхватили и возносят вверх многочисленные сильные руки. Почему-то уже свыше, все время набирая высоту, я видел, как провалилась крышка Клоаки, и оттуда поднимается не принесенная в жертву Священная Корова, поражая невидимыми разрядами всех столпившихся на парапетах наставников, учеников и горожан, от мала до велика, облаченных в светлые праздничные одежды и серебряные маски ибисов, кошек, львов и собак. Они ожидали лицезреть мутный поток тварей, черными квадратами ложащийся под свинцовыми пулями стражников, подстегиваемый с боков их коллективной светлой волей, и, в конечном итоге, загнанный обратно в отстойник мерзостей, нечестивых опытов и желаний, гробницу подсознания, грибницу выросшей цивилизации. Вместо ожидаемого, пораженному их взору предстал, одухотворенный единым порывом к свободе, вал, несущий своих раненых, не бросающий павших, подбирающий железные ящики, взбирающийся по сверкающим стеклянным анфиладам города-дворца, у ног которого и лежала мутная обитель. И тогда они дрогнули и обратились в бегство. И все погасло.
Я умер?
Нет, я проснулся.
Проснулся или уснул? Решайте сами.
Я сел писать эти строки на первых же попавшихся клочках бумаги, чувствуя, как уходит водой сквозь песок предродовая память. В них нет ни капли вымысла, наоборот, они реальнее многих вещей. Кое-что продолжает стремительно стираться из памяти. Должно быть, я поднимаюсь на поверхность.
Я встряхнулся и встал из-за стола. Задев головой лампочку, я оставил ее болтаться позади, пока шел вдоль стеллажей с оборудованием. Я прошел каньонами погасших мониторов, кладбищами сломанных клавиатур, барханами микросхем, где высились пирамиды отгудевших приводов, и, распахнув дверь, вышел к свету из тьмы мастерской.
Глобальная сеть поглотила весь мир.
И человек как-то незаметно для себя затерялся в ней.
Я видел застрявшие в тенетах фигурки людей, спеленатые коконы, выпотрошенные и почерневшие оболочки.
Нужна была команда.
И команда нашлась.
Обыкновенные авантюристы, с зудом в одном месте, неугомонные искатели приключений.
Первого звали Шай Тан. И был он – воплощенный арсенал.
По-моему, то была центральная аллея захудалого городишки, где прогуливались человекообразные, и те, с грубо выпирающими механическими частями, а неоновая реклама подсвечивала неприглядные нюансы этого странного общества.
Но взрывы и вой навсегда разорвали сонную атмосферу благоденствия, напалм и кровь опалили асфальт на той ставшей проклятой для многих центральной аллее.
Моргенштерны, эти «утренние звезды» новой эры, выросшие из его ногтей, снесли четверть лица ближайшего прохожего, но нас уже, оказывается, поджидали, затаившись, и продырявленный, словно кукла Вуду, пал Шай Тан. Впрочем, все это можно без труда считать с виртуальных извилин моего мозга, лежащего, раздробленным, в виртуальных же подземельях врага, где пытали опрометчиво сдавшихся в плен, ибо предполагается, что мы – всегда обречены проигрывать, являясь некой Темной Стороной чего-то.
Но законы этой реальности несколько отличны от предыдущей, я освоился, сделал выводы, и в скором будущем кое-кого ожидает неплохой сюрпризец.
* * *
– Но почему тогда я? – вскричал Синг. – С тобой все понятно, но за что заточили меня в эту, порожденную извращенными умами фанатиков, темницу? Я же простой гражданский, далекий от насилия, ландшафтный дизайнер, мирный труженик, наконец.
Верховный надзиратель лишь вновь невесело ухмыльнулся.
– Это то, кем ты всегда хотел быть, разрываясь меж двух огней, необходимости и желания, жертвенности и свободы выбора. И твой мозг смог полностью реализовал здесь все так долго копившееся в подсознании. Но царящие тут законы не позволил продолжаться сему бесконечно, ибо в своей жизни ты был членом подпольной террористической организации «Свободный Пенджаб», и однажды тебя догнала пущенная наугад пуля на залитом солнцем, знойном кукурузном поле.
* * *
Они спускались по винтовой лестнице, причем Наблюдатель, одетый более чем странно, изо всех сил поддерживал ослабевшего бронзовокожего великана в чалме, чьи раны, зашитые грубой нитью, тем не менее, все еще кровоточили.
– Как же я измаялся, но все равно рад видеть тебя, – приветствовал я его, как старого знакомого. – Кажется, я знаю, что нужно делать, хотя надежда на успех весьма мала.
Вместо него ответил верзила, вперив в меня прожигающий душу взор:
– Надежда всегда есть и непременно сбудется, пока еще дышишь.
– Хочу тебя обрадовать, мой милый друг, – с прискорбием констатировал я. – Я тут недавно выяснил, что все мы – мертвы.
– Это-то я уже понял, – прохрипел Синг.
– Ну, это как посмотреть, – добавил Наблюдатель, бывший верховным надзирателем. – Вместе мы обязательно отыщем выход из сложившейся ситуации.
– А когда это случится, я с удовольствием размажу кое-чью нищенствующую рожу по всей базарной площади, – за всех закончил я.
И трое во чреве хищника одновременно ухмыльнулись.
КОНЕЦ