Меньше всего я хотел понимать чего-то среди ночи.
– Правда, здорово придумано? – не унимался друг – паскудник. – И скармливаешь обратно этому ублюдку. Прикинь, какой кайф! Правда, здорово придумано? А, знаешь, чего еще было бы не плохо?
– Знаю. Перестать жалеть себя и найти ВИЧ-пару по Инету! – против воли вырвалось у меня.
Да, это я зря, хоть и спросонья. Ник был ведущим солистом до меня, и, в общем-то, неплохим парнем, пока чего там он не с тем переспал, не будучи защищенным. На самом деле, мы всегда жили, как одна семья, и он помог достаточно, вводя в курс дела, тогда, когда ему пришлось уходить. Теперь он изгой с красной картой, которому просто опасно покидать обжитую берлогу.
Конечно, он взорвался.
– Заткнись! Ты ни хрена понимаешь! Твой мир никогда не рушился в одночасье из-за чертового анализа! От тебя не уходила жена и дети. Не отворачивались близкие и косо не смотрели соседи, тебя не кастрировал, принудительно, этот чертов хирург, чтобы ты не мог распространять чертову заразу дальше! Да если бы я знал, я бы зашил себе и пенис и анус чертовой ниткой! Гады, падлы, меня лишили всего и заперли в этом чертовом «реабилитационном центре» без надежды на будущее!
По-крайней мере тебе, на мою беду, не отрубили связь, а ты еще жалуешься, паскудник.
Поначалу, когда звонки, только начались, мне действительно хотелось сказать что-нибудь облегчающее, потом, когда быстро надоели – обличающее – типа «надо было раньше думать и головой». Сейчас мне не хотелось ничего, и я просто сообщил Нику:
– Все, я иду спать! – и выдернул штепсель из розетки. По давно немытому, как следует, линолеуму разлетелись ржавые болты. Похоже, копец, мамину старому аппарату.
Достало все. Накрылся с головой.
Ага! Под подушкой тут же всхлипнуло.
Я на ощупь нашарил пластиковый футляр.
Его уродливая одутловатая физиономия пятнадцатилетнего дебила безумно таращилась на меня из темноты, подсвечиваемая фиолетовым экраном. Вдруг он пустил сопли и пронзительно заверещал.
– Гадская сука! – заорал я, вскакивая и забыв о почивающих родителях. Да как швырнул надоевший прибор о пол.
Это было преимущества демократии: либо идти защищать ее в жарких пустынях и скалистых горах, словом, везде, где есть полезные ископаемые и туполобые аборигены, не желающие соглашаться с ее, основными принципами, демократии, по которым, все, чем они имели историческую неосторожность владеть – теперь принадлежит уже не им. Либо, если повезло, устроиться по протеже в академию. Все не то? Решил не марать ручки, сынок? То тут тебе давался год на размышление, и наш электронный друг, тамагочи за которым необходимо было ухаживать. Потеря либо порча коего, приравнивалась к уголовно наказуемому деянию. В чем смысл? Ежели не одумался, и все в дальнейшем выбирал альтернативную службу – то, ни говори, что тебя не предупреждали, должен был в течение пяти лет предоставить государству по крайней мере четверо здоровых особей, что само по себе являлось не такой уж простой задачей. А нездоровые – не в счет, они государству не нужны: из них не получиться полноценных бойцов, защитников демократии во всех частях света, ни плодовитых матерей, охотно рожающих следующее поколение бойцов! И так по кругу. Не получилось? Хотел перехитрить нашу свободолюбивую республику? Так вот – сядь за решетку и подумай, что ты сделал не так!
В общем, экран погас, корпус треснул и, должно быть, бесповоротно разлетелся по комнате, потому что, залезая обратно в кровать, я порезал ногу.
И полночи мне снилась кордонная пустошь и нависающий над ней лик Ника. Затем его заслонило меню с опциями, и на воображаемом экране возник кол, по которому стекала сукровица, вперемежку с экскрементами. Вот такой вот сон в зимнюю ночь глобального потепления.
Пробудившись совершенно разбитым, я почувствовал острую потребность в психологическом катарсисе и пожалел, что разбил тамагочи.
Ну, ни чего, Парис как всегда поможет
* * *
Москоу-Сити, Мусор-Сити, но не потому, что не выгребают шлак, оставленный многомиллионными обитателями гнусного муравейника, а в силу дурного воспитания, привычки гадить вокруг, не задумываясь о завтрашнем дне.
– Безымянная страница вакуумных глубин космоса уже готова повергнуть гелиодоровый ятаган возмездия на грешную людьми Землю! – кричал на углу какой-то бородатый оборванец в чалме и перепачканном халате. Подле, держась двумя руками за какую-ту ветхую книженцию, стоял такой же ветхий старец в простом гражданском одеянии.
Текущая на работу толпа, не выспавшаяся, раздраженная надоедливыми звонками мобильников и новостями портативных радио, просто придвинулась к нему и начала методично избивать. Те, кто не мог протиснуться снимали на камеры. Все происходило буднично, отрешенно.
– Поделом, нечего мозги с утра делать, без тебя тошно!
– Взметнется потревоженный океан, неся гнев… – прорвался через влажные шлепки ударов совсем другой и мощный голос, – обрушиться, сметая языческие города, и множества судов не вернуться в гавань, – неслось мне уже вслед.
Ага, тоже мне пророки в своем отечестве.
Я остановился помочиться на стену в гостеприимном вонючем полумраке ближайшей подворотни. Крики позади, уже затихли, лишь успокаивающий шум передвигающейся толпы и потока колесного транспорта рядом. Как классно, закрыв глаза, позволить накопившейся жидкости выйти…
Уже застегиваясь, я заметил нескольких «потрошителей мусорников», что лихо работали на площадке для контейнеров неподалеку во глубине двора; а еще, или мне показалось, но там торчали чьи-то посиневшие ноги из одного контейнера.
Какая разница! Я – здесь живу, я – замечаю, только, что меня интересует, я – иду к своей цели.
Двумя кварталами дальше опять наступило оно.
Уже в который раз очертания знакомой улицы начали терять резкость, становясь зыбкими. Холодный туман выползал из щелей в асфальте, его липкие щупальца хватали за одежду, пытаясь остановить. Небоскребы теперь напоминали загадочных доисторических чудовищ. Я видел другие, какие-то чуждые моему привычному миру, силуэты, которые жили собственной жизнью.
Но прохожие спешили по своим делам, подчеркнуто безразлично уставившись в землю, не обращая, да и не желая обращать внимание на происходившее.
Как-то я слышал, что каким-то независящим причинам, возможно из-за суперщадящих «точечных ударов», время стало стремительно распадаться, стираются грани. И порой можно увидеть призрачные фаланги античных воинов, марширующие сквозь станции метро, или чешуйчатых ящерообразных, что эволюционировав на десятки миллионов лет раньше «гомо сапиенса», уже прочно заняли трон царя природы. Лишь в далеком будущем Сопротивление пошлет коммандос в верхний меловой период, и развяжет химический геноцид, но вызовет к жизни лишь парадокс, открыв дорогу уничтоженным динозаврами правидам.
А может, все это просто коллективная вяло, но целенаправленно текущая шизофрения.
* * *
Заслышав шум моторов, Синг, чей лоб пересекала ритуальная полоса, осторожно раздвинул стебли кукурузы, держа оружие наготове. Должно быть, его бог танцевал «тандав», ибо в следующую секунду от одного точного выстрела головной фургон, с ненавистным зелено-полумесячным флагом, вильнув, съехал в придорожную канаву, а мозги водителя окаймили аккуратную дырку в лобовом стекле.
Конечно, там были не простофили, не куклы и не кегли для расстрела, и его заметили, и пулеметчик следующего транспорта начал разворачивать турель. Но, более не таясь, вот Синг встал в полный рост и тщательно прицелился. О, оружия для смертника у него имелось в изобилие.