— Зная вас, мистер Бутин, как человека с капиталом, я не удивился, что вы присматриваетесь к Китаю. Это ж необъятный рынок. И для России, и для Америки.
Он мелкими глотками пил кофе, одновременно куря сигару.
Не Багашев ли по неосторожности и доверию выболтал? Не мог же он, Линч, бросив беглый взгляд на карту под стеклом, уже составить представление о наших планах. Пусть знает. В секрете не держим. Не распространяемся, но и не таим.
Словно подслушав мысли Бутина, Линч, с поразительной ловкостью манипулируя во рту сигарой, объяснил:
— О вашей экспедиции уже пишет пресса, мистер Бутин. Те, кто читают лондонский «Таймс» или «Нью-Йорк тайме», готовятся узнать о приключениях ваших парней на китайской земле.
Бутин ближе придвинул к креслам низкий столик, на котором Капитолина Александровна установила кофейник, печенье, сахар, молочник, сдвинул все это на край и разложил на освободившемся месте примеченную шустрым глазом Джона Линча карту Северного Китая с его, Бутина, прикидками, расчетами, наметками маршрута, и сам, увлекшись, давай растолковывать и назначение экспедиции, и вероятный ее путь, и возможные отклонения, и трудности, кои, возможно, встретятся…
Движение сигары меж тонких эластичных губ показывало и внимание, и сочувствие, и сомнения, и поощрение.
— Много денег, мистер Бутин, надежные люди, умная тактика — китайский рис, китайский хлопок и китайские фрукты по дешевке в ваших руках. А оттуда и до южных портов рукой подать. Ваши миллионы дадут баснословный дивиденд.
Бутин поморщился. Как объяснить этому сверхделовому человеку Америки, что торговля торговлей, житейская необходимость, а ведь речь идет об историческом соседе, с которым нам века жить рядом, и жить надо в дружбе и мире. Новый торговый путь, короткий и удобный, — не только коммерческая выгода, но и средство сблизить народы. Китайцы всегда подозрительно и боязливо смотрят в сторону соседей. У них есть на это основания. Тут все сложнее… Торговля, торговый путь, выгода, но у экспедиции есть и высокие цели…
Линч некоторое время сосредоточенно и глубокомысленно изучал Бутина, вращая и передвигая меж губ сигару, как заправский фокусник. Выпрямившись в кресле, он опять-таки движением фокусника вынул откуда-то — то ли из глубокого кармана сюртука, то ли из рукава, то ли из своих брючных карманов — бумажный рулончик, похлопал по нему длинными сухими пальцами.
— Если мистер Бутин набит деньгами, как добрый тюк хлопком, и если он стремится применить их с выгодой для своей фирмы, то здесь, внутри, десятки, если не сотни миллионов долларов.
Он развернул рулон и положил образовавшийся лист поверх карты Китая. Это тоже была карта. Картосхема.
На карте контуром изображалось Тихоокеанское побережье Америки в ее северной части и дальневосточные берега России от Берингова пролива до залива Посьет. «Уже и Николаевск нанесен, и Хабаровск, и Благовещенск, не отстают заокеанские наблюдатели от событий… Даже опережают».
Бутин имел в виду начерченную жирным красным карандашом линию, ломано идущую сначала вдоль юго-западного побережья Аляски до порта Фербенкса, пересекающую Берингов пролив и затем спускающуюся через полуостров Чукотку вдоль побережья Охотского моря к Николаевску на Амуре и далее, нигде не отходя далеко от океана, к бухте Золотой Рог, к молодому городу Владивостоку.
— Вы удивлены? — спросил, довольно ухмыляясь, Линч.
— Нет, нисколько, — отвечал Бутин. — Но жду объяснений.
— Мистер Бутин, я буду чрезвычайно кратким. Прежде всего я, Джон Линч, не просто делец, я — инженер-строитель. В трансамериканской дороге, пересекающей наш континент от Бостона до Сан-Франциско, мною уложена не одна сотня километров рельсов, в моем родном штате и в соседних.
Речь американца приобрела строгость, сжатость и лаконизм. Сам он подтянулся, и лицо переменилось; очки придали ему вид ученый, серьезный и представительный.
— Теперь, когда мы связали железной дорогой наши Атлантическое и Тихоокеанское побережья, я и мои друзья решились взяться за более трудное дело. Оно перед вами на карте…
— Железная дорога Аляска — Амур через Берингов пролив? — невозмутимо спросил Бутин. — Грандиозный проект. Около пяти тысяч верст. Одна переправа через пролив чего стоит! Не вершки и не дюймы!