Линч рассмеялся, оценив шутку.
— Мы образовали компанию «Американо-Русская железная дорога» — я, мистер Айвар Гаррисон из Канзас-сити, мистер Грегор Маттиас из Оклахомы…
— И большой у компании капитал для такого предприятия?
Джон Линч замялся на долю секунды. Однако тут же воспрял с прежним энтузиазмом и энергией.
— А Россия, а русские капиталисты? И в первую очередь вы, господин Бутин. Здесь возникнут новые города, фабрики, прииски, фермы, весь край преобразится с помощью нашей дороги. А какие дивиденды? Неужели вы не захотите участвовать в этом предприятии? И не испросите разрешения вашего правительства на преимущественные права и привилегии для компании «Американо-Русская железная дорога»?
Бутин, ничего не говоря, встал, обошел свой письменный стол, выдвинул верхний левый ящик, вынул оттуда вчетверо сложенный лист, развернул и положил поверх карты американца.
На прозрачно-желтой в мелкой клетке кальке голубел контур Российской империи от Балтийского моря до Тихого океана, и Сибирь выделялась на этом схематическом рисунке тяжелой глыбой. От Москвы к Перми тянулась тоненькая более или менее прямая черная линия. От Перми через Челябинск, Тюмень, Красноярск к Байкалу линия более толстая, извилистая, кое-где прерывистая.
— Вот это — будущая Транссибирская дорога, — сказал Бутин. — По проекту русских инженеров.
Линч поглядел на кальку, исподлобья — на Бутина, снова на кальку и опять на Бутина.
Выпрямившись в кресле, он развел длинными руками:
— Грандиозно, колоссаль!
Затем, пристукнув костяшками пальцев по бутинскому чертежу, сказал:
— Это будет через сто лет. Русским медленным ходом.
Отодвинув верхний лист, кулаком пристукнул по своему контуру:
— А это через десять. Американским скорым ходом.
Бутин положил узкую смуглую ладонь на американский чертеж:
— Ваш проект привязывает восток России к Америке, — он снова надвинул желтую кальку поверх американского контура. — А эта дорога свяжет Сибирь со всей нашей страной.
Линч коротко хохотнул. И проворным движением выхватил исподнизу карту Китая с наметками маршрута экспедиции.
— А тут как? Китай привяжется к России? Господин Бутин, капитал не знает границ; мы люди экономики, а не политики. Профит, выгода, проценты на капитал, частная конкуренция — вот наша сфера. Господин Бутин, ваши миллионы умножатся, если вы употребите их на крупное дело. Через сто лет будет поздно.
— Я верю, что доживу до нашей дороги, — упрямо сказал Бутин. — Сибирь не может без нее.
— О, — ядовито сказал Линч, — если бы ваше косное правительство думало так же, как вы!
Бутин промолчал.
Линч неожиданно протяжно зевнул. Он устал от этого твердокаменного русского.
— Извините, господин Бутин, но, кажется, вкусные кушанья и водка, которыми меня так любезно угощали, произвели свое действие.
Бутин звякнул колокольчиком.
— Подумайте, господин Бутин, подумайте. — Линч протянул над столиком с картами длинные руки, и манжет куртки ушел кверху, обнажив широкие волосатые запястья. — Голову на отсечение — через десяток лет, нет, через семь-восемь железная дорога Линча-Бутина ляжет у наших ног. И вложенные и другими бизнесменами тридцать-сорок миллионов дадут все двести.
Вошел лакей.
— Будьте добры, проведите господина Линча в его комнату.
21
Поздним вечером, вскоре после ухода Линча, к Бутину на мезонин поднялась Татьяна Дмитриевна.
Еще не остывший после бурного фантастического разговора с американским инженером, Бутин не спешил ко сну. Он только и мог пообещать Линчу: «Дорогой Джон, я скоро буду в Америке и навещу вас». Это снова подняло боевой дух американца.
Бутин обрадовался приходу сестры. Он было собрался на половину брата и невестки. Ну, пусть сестра выслушает. И давай ей выкладывать, о чем они толковали с Линчем, в какую даль заглядывали. Линч оставил ему «в знак приятного знакомства, поучительной беседы и весьма серьезных надежд» свою великолепную карту, и Бутин усадил за нее сестру.
— Пожалеешь, что у тебя не пятьдесят миллионов, а всего-навсего шесть. Он-то, должно быть, решил, что мне до сорока лишнего миллиона не хватает! Миллионы наши для других растут быстро, для нас произрастают черепашьим шагом.