— "Или материальную поддержку?"
— "Факел выразил кристально ясно свою позицию по вопросу об активной поддержке ударов, как этот, Элизабет. Ты слышала то, что они сказали, так же как и я, и я обещаю тебе, что это серьезно. Как я уже сказала, Джереми не настолько глуп, чтобы не видеть все недостатки чего-то вроде этого."
Элизабет откинулась назад в своем кресле, невесело рассматривая "гостью" и прищурив глаза. В офисе установилась какая-то хрупкая тишина, затем Королева подняла бровь и ткнула указательным пальцем в Монтень.
"Ты говорила в общих чертах, Кэти," сказала она проницательно. "Почему не расскажешь более конкретно о том, откуда ты знаешь, что капитан Зиливицкий не был в этом замешан?"
"Потому что…" — начала Монтень твердо, но тут же умолкла. К удивлению Элизабет, лицо другой женщины вдруг сморщилось, и Монтень глубоко, неровно вздохнула.
"Потому что," продолжила она, "они специально связали Антона с этим, и я не думаю, что они взяли его имя просто наугад. О, я знаю, до какой степени уязвимой, наши отношения делают меня — и, если уж на то пошло, Либеральную партию и всю Звездную Империю — когда что-то вроде этого происходит. Однако создание этой связи в их пропаганде является более изощренным, чем когда-либо Меза беспокоилась сделать раньше. Я не говорю, что это не имеет смысла с их точки зрения, потому что мы обе знаем, что имеет. Я просто боюсь, что… это им не с неба свалилось."
Ее голос был под железным контролем, но Элизабет знала ее слишком давно, чтобы прийти в заблуждение. В ее глазах было что-то большее, чем просто боль, было что-то очень похожее на страх, и королева Мантикоры ощутила личную заботу, когда дружба вступила в войну с хладнокровной беспристрастностью, как требовало ее положение главы государства.
— "Скажи мне, Кэти," сказала она, и ее собственный голос стал мягче.
— "Бет", — Монтень посмотрела ей прямо в глаза, — "Я клянусь тебе своей бессмертной душой, что Антон Зиливицкий никогда бы низачто не взорвал бы атомную бомбу в общественном парке, где полно детей — чьих угодно детей, во имя всего святого! — в центре города. Он умер бы, сначала. Спроси любого, кто его знает. Но, сказавший это… он был на Мезе. И я боюсь, мезанцы знают, что он был. Только это по этой причине они решили возложить это на него, на его имя, а не только на Факел и Балрум вообще. И…"
Ее голос прервался, и Элизабет чувствовала, что ее собственные глаза расширились.
— "Ты думаешь, они поймали его," сказала она мягко.
— "Да. Нет!" — Монтень покачала головой, выражение ее лица показывало неуверенность и страдание, чего она никогда бы не позволила себе на публике.
— "Я не знаю", — призналась она, помолчав. — "Я не говорила с ним почти шесть стандартных месяцев… начиная с июня. Он и… кто-то еще отправились на Мезу. Я знаю, они туда попали, потому что мы получили от них доклад через безопасный канал в конце августа. Но с тех пор мы не услышали от них ни слова. "
— "Он был на Mезе?" — Элизабет смотрела на нее, потрясенная тем, что Зиливицкий добровольно полез в эту яму со змеями. — "О чем во имя Бога он думал?"
Монтень сделала глубокий вдох, с видимым усилием овладевая собой, затем села на несколько секунд, рассматривая Королеву с изучающим видом.
— "Ладно, Элизабет — время правды", — сказала она наконец. — "Шесть месяцев назад, ты была не совсем… рациональна к возможности того, что никто, кроме Хевена не может стоять за убийством адмирала Вебстера или нападением на Факел. Мне очень жаль, но это правда, и ты это знаешь. Не так ли?"
Карие глаза встретились с голубым, напряжение окутало их на несколько ударов сердца. Затем Елизавета неохотно кивнула.
— "На самом деле, я все еще не убеждена, — ни в коей мере — что Хевен не принимал участия", — признала она. — "В то же время, я была вынуждена признать — есть и другие возможности. Если на то пошло, я даже была вынуждена признать свои предрассудки против Хевена, возможно это поможет учесть, по крайней мере, некоторые из моих подозрений,в тех случаях, когда Причарт заинтересованна ".