- Ты без труда продашь все три до ночи тем, кто сейчас бродит по суше,- сказал Джеф. И, обращаясь к Мишелю, обронил:
- Рене только что ушла.
Находясь у Джефа, вы попадали за кулисы Колона. В ста метрах отсюда, на углу улицы, начиналось представление, без устали скрипели вращающиеся двери трех- и четырехэтажных магазинов, а по ним бродили в сопровождении местных жителей пассажиры, занятые подсчетом курса валюты.
Здесь все было, конечно, организовано. Мишелю был знаком хозяин самого большого магазина "Парижский базар" Ник Вондрас, игравший почти каждый вечер у Джефа в покер, и которого он фамильярно называл Ником.
Все это действительно напоминало театр. Едва раздавались пароходные гудки, заменявшие свисток помрежа, как все старались занять свое место на сцене, начиная с совершенно голых негритят, нырявших в воду за монетами, до Ника Вондраса, надушенного, одетого с иголочки, приветствующего покупателей при входе в свой "базар" ослепительной белозубой улыбкой.
Весь город вплоть до дальнего негритянского квартала уже знал, что в порту стоят три корабля - "Сайта Клара", "W" и норвежская яхта, зафрахтованная компанией "Доллар Дайн". Засуетились официанты в питейных заведениях, заиграли оркестры в кабаре, в порт устремились открытые такси и фиакры с белыми тентами и танцующими ватными шариками, чтобы вернуться назад набитыми до предела.
Прежде чем добраться до самого центра, Мишелю предстояло миновать особый квартал, точнее говоря, улицу, но не темную и стыдную улочку, а широкую, обсаженную домами, двери которых вели в более или менее кокетливые салоны.
С каким презрением говорил ему Фершо в самом начале, видя, что Мишель не может устоять перед искушением два-три раза в неделю пройтись по этому району:
- Неужели вам все годится? И голая шлюха, и горланящий негр, и музыка в баре?
Старик был прав, Мишель это знал. Его влекло к себе все, что дышало жизнью. И он невольно вспоминал утро в Кальвадосе, когда на остановке закопченного местного поезда предпочел сбегать в дешевый кабачок, наполненный рыбаками и их уловом, чтобы выпить вина, вместо того чтобы позвонить по телефону жене, которая ничего не знала о нем.
В этом особом квартале города насчитывалось четыре или пять француженок. Большинство же составляли в разной мере цветные женщины. Мишель знал их всех, в том числе и нубийку - глупую, но идеально сложенную. Вероятно, поэтому Джеф слегка презирал его, точнее - не принимал всерьез.
Одна из женщин из предпоследнего заведения была бретонкой с суровыми, мужскими чертами лица, лет сорока. Румяна образовали на ее лице своеобразную корку, похожую на глазурь. Всякий раз завидев Мишеля, она сентиментально поглядывала в его сторону. Убежденный, что та страстно влюблена в него, он краснел и быстро, не смея улыбнуться, проходил мимо.
Почему он не взял одну из головок у Голландца? Ему удалось бы без труда сбыть ее за сотню долларов. Суска считал, что цена на товар меняется в зависимости от того, кто его продает. И охотно отдавал на продажу свои изделия белым, которые имели доступ в первый класс, а в дансингах садились за те же столики, что и пассажиры.
Моде вышел на самые оживленные улицы. Он пересек невидимую границу между Колоном и Кристобалем. Машины, мужчины в белом и женщины в легких платьях - все стремились туда. Солнце стало клониться к заходу, и лампы успешно соперничали с дневным светом.
- Please, sir... - произнес кто-то сзади.
Он живо обернулся. Обращались не к нему, и он уже был готов продолжать свой путь в порт, чтобы повидаться с Биллом Лигетом. Сзади него какая-то женщина с сильным американским акцентом спросила прохожего:
- Можете ли вы мне назвать самый забавный ресторан?
Любой негритенок, любая босоногая девчонка, слепой на углу улицы все участники массовки могли ответить на этот вопрос. По чистой случайности она обратилась к молодому человеку в очках, тоже пассажиру со стоящего в порту судна.
А так как Мишель на секунду задержался, она взглянула на него.
- Вы позволите вам помочь, мадам?
С первого взгляда женщина, лет тридцати - под сорок, не показалась ему красивой. Но было в ней что-то привлекательное, какая-то сразу поразившая его непринужденность, как он потом понял-непринужденность богатой женщины.
- Объясните, что вы понимаете под забавным рестораном? Хотите попробовать местную кухню? Поужинать в веселом местечке с музыкой и танцами? Или...
Она улыбнулась ему, успев рассмотреть с ног до головы, не скрывая, что он ей нравится.
- Вы гид?
- Нет, мадам, и впервые жалею об этом. Но мне было бы приятно...
Так самым простейшим образом началось это приключение. Сначала Мишель угостил ее на террасе ресторана, и его спутница вытащила из сумочки золото-платиновый портсигар, богато украшенный бриллиантами, позволив одновременно полюбоваться своим кольцами.
Это была крепкая женщина, с резкими жестами и прямым взглядом. Возможно, она уже решила, что они проведут ночь вместе, но пока ей хотелось развлечься, не утруждая себя никакими сантиментами.
Ни разу в жизни Мишель не имел дела с женщиной такого рода и несколько растерялся. Ее звали мистрис Лэмпсон, она была вдовой из Детройта. Плыла в Лиму для того, чтобы уладить какие-то дела. Вернется ли она тем же теплоходом? Возможно, если ей не захочется совершить путешествие в Латинскую Америку.
Они поели в укромном уголке главного ресторана Кристобаля.
Мишель совершенно забыл про Фершо. А тот как раз лежал на своей походной постели, приставленной к самому краю веранды. Неподалеку, возле скопища домов, находилась спокойная и молчаливая зона, тишину которой нарушали лишь фиакры с клиентами отеля "Вашингтон".
Глядя в сторону южной части бульвара, можно было увидеть в небе красно-фиолетовые отблески, подобные тем, которые указывают на разгар сельского праздника, где много музыки и смеха. Подчас оттуда доносились пронзительные звуки - крики, ржанье лошадей, клаксоны такси.
В проезжавших мимо фиакрах люди спокойно разговаривали кто о чем, о любовных делах, не догадываясь, что ночь звонко разглашает их откровения сотням людей, мужчинам и женщинам, ожидающим прихода сна на верандах.
Минуту спустя он услышал из одного фиакра строгий голос француженки: