- Ну, что ты узнал?
- Похоже, все в порядке. Мы едем в Кан.
- Что тебе сказал нотариус?
- Ему кажется, что место не занято.
- Кажется?
- В общем, он почти уверен. Она знала, что он лжет. И также знала, что нет никакого смысла ему перечить.
- На какие деньги ты намерен туда ехать?
От вчерашних пятидесяти у них осталось лишь двадцать, и она догадывалась, почему Мишель оглядывается вокруг: он искал, что можно было бы продать или заложить в Монт-де-Пьете.
Они поженились всего пять месяцев назад, но у них уже ничего не оставалось из ценных вещей. Золотые часики Лины были пущены в продажу через две недели после приезда в Париж. Затем за смехотворную цену был продан смокинг, сшитый Мишелем к свадьбе
Пальто Лины, приличное драповое пальто, заказанное ее родителями у лучшего портного в Валансьенне, последовало за ними.
"В нем слишком жарко в Париже. Да и к тому же оно отдает провинцией. Оно делает тебя слишком серьезной..." - говорил он ей.
- Послушай, Лина, нам нужно непременно уехать... Надо воспользоваться этим случаем... Обожди меня... Сначала я сбегаю к Рене...
Это был друг по Валансьенну, живший у тетки на улице Коленкур и служивший в страховой компании на улице Пийе-Вилль.
В самом начале, когда он приехал один в Париж, чтобы занять какое-то положение, прежде чем жениться на Лине, Моде уже прибегал к его помощи. Он даже жил у него в те времена, когда был без сантима в кармане, вопреки неудовольствию тетки и прячась под кроватью друга, если та неожиданно вторгалась в комнату.
- Съешь хоть ракушку.
Он вернулся в два часа. Нервы его были натянуты до предела, более, чем обычно, лихорадочно блестели глаза. Ему удалось наскрести лишь сорок франков, которые Рене смог получить ценой унижения в виде аванса у кассира компании.
- Понимаешь, Лина, нужно любой ценой...
Она ожидала сцены и предвидела слова, которые будут сказаны. Яростно сжатые зубы, протянутые вперед кулаки и слезы ярости в глазах.
- Мне кажется, что я там добьюсь успеха. Не веришь? А я знаю! Я уверен! Разве можно допустить, чтобы из-за глупейшей нехватки денег...
Он их всех таким образом провел, даже Рауля Бокажа, отца Лины, который всегда клялся, что выдаст свою дочь лишь за серьезного парня с прочным положением в обществе.
И все-таки отдал ее Моде! Двадцатилетнему мальчишке, уехавшему незадолго до этого в Париж и утверждавшему, что хорошо зарабатывает на жизнь!
Папаша Бокаж, слывший ловкачом, хотя всегда был немного подшофе, уступил, увидев клочок бумаги с фирменной маркой крупной газеты, в которой говорилось, что Мишель Моде служил репортером на окладе в две тысячи франков в месяц плюс гонорар.
- Это немного, но открывается карьера...
В тот день на улице Дам Мишель знал, чего добивается. А Лина еще об этом не подозревала. Пытаясь понять, она ждала.
- Через полгода- год я заработаю достаточно, чтобы выкупить все то, что мы продали, и даже в десять раз больше!
У Лины, пояснил он, есть еще белье, приданое матери.
- Пойми, это белье не для тебя. Оно годится для жалкой провинциалки. Когда я добьюсь успеха...
Она не стала сопротивляться, иначе сцена бы затянулась и он стал бы колотить кулаками в стену, как поступал всякий раз, когда ярость захлестывала его. В четыре часа они отправились на улицу Блан-Манто.
Их ожидало разочарование. Муниципальный ломбард был закрыт. Но Мишеля трудно было сбить с пути. Они обошли какие-то жалкие лавчонки, где старые евреи ощупывали грязными пальцами белье Лины, которое одно за другим они доставали из чемодана.
В шесть часов, разбогатев на триста франков и поев в пивной на Больших Бульварах, Мишель попросил:
- Официант! Принесите расписание поездов. Он хотел уехать тотчас. Ночным поездом можно было приехать в Кан в два часа восемь минут.
- Что ты собираешься делать в два часа ночи в городе, который ты не знаешь? Лучше поедем первым утренним поездом.
Как она не могла понять, что ночной поезд был нужен для приключения, для приезда на незнакомый вокзал с его зловещим залом ожидания, с лежащими на лавках людьми, со следами мокрой тряпки на полу?
- Я хочу явиться к господину Дьедонне как можно раньше.
- Раз ты говоришь, что место не занято, что нет других претендентов, зачем спешить?
- Разве можно быть уверенным?
Ему было страшно! Он буквально дрожал от страха! Лучше было, ни о чем не думая, броситься очертя голову вперед.
Они прибежали на улицу Дам. Собрали вещи, от которых у них осталось по рубашке и паре чулок, спиртовка, две тарелки и приборы.
- Знаешь, я чувствую, что решается наша судьба. А когда он что-либо чувствовал, то уже не терпел никаких препятствий на своем пути.
- Нужно оплатить номер,- заметила Лина.
- Тогда у нас не останется денег даже на поездку.
Он заставил ее первой спуститься вниз, чтобы убедиться, что там никого нет, и с чемоданом в руке обождал сигнала на лестнице. После чего ринулся вперед, выскочил на улицу и, не оглядываясь, добежал до бульвара Батиньоль, в то время как Лина медленно побрела мимо домов.
- Не волнуйся. Позднее мы им все возместим!
Уж такова была малоприятная сторона их приключения. Ее следовало поскорее выбросить из памяти. Он больше никогда не станет о ней вспоминать. Однако, закрывая глаза, ему случалось...
Да нет же! Поезд мчался вперед. Они сидели, прижавшись друг к другу, как две кошки возле огня. Рука Моде поглаживала кожу жены в вырезе корсажа.
- Осторожнее, Мишель... Сюда могут войти...
- Все спят...
- Я боюсь.
Неужели она испортит ему удовольствие, отказываясь заняться любовью этой ночью в приятном одиночестве в купе первого класса?
Потом она уснула, вздрагивая всякий раз, когда ей казалось, что в проходе раздаются шаги контролера. Он же встал, прижался к запотевшему оконному стеклу, прорезаемому длинными дождливыми потоками, пристально вглядываясь в то, что проносилось мимо, и впитывал все - огни деревень, маленькие станции, белые шлагбаумы на переездах. Все ему нравилось, он испытывал чувство наслаждения и, когда поезд сделал остановку в Эвре на десять минут, не сумел победить искушения и, несмотря на опасность привлечь внимание контролера, бросился в буфет, чтобы выпить вина и купить для Лины яблоко.