Около часа он бродил под дождем, прежде чем решился вернуться к Вуольто. Он снова шел на риск - хозяин вполне мог подняться к ним, чтобы попрощаться с Фершо.
Остальное он все предусмотрел заранее. До мельчайших подробностей. Пересек кухню, зажигая всюду свет, чтобы убедиться, что не оставил компрометирующих следов. Тряпкой, которую потом сжег, вытер на террасе пятна крови.
Потом разделся и принял ледяной душ, надел лучший костюм и затолкал банкноты в купленный заранее в магазине Ника Вондраса бумажник. Мишель нарочно пошел туда, чтобы выяснить, заметил ли Ник пропажу зажигалки. От этой зажигалки он прикурил теперь сигарету. Обнаженный до пояса, чтобы не взмокла рубашка, он собрал вещи - их вещи; ведь надо было забрать и вещи Фершо.
Он был спокоен, ощущая только какую-то пустоту. Сосиски Джефа давили на желудок. Почувствовав, что его может стошнить, он проглотил ложку соды.
Наконец все было готово. Он привел к дому фиакр и погрузил в него чемоданы.
Часы тянулись немыслимо медленно, минуты еле следовали за минутами. Ему было некуда деться до отлета самолета.
Проезжая по особому кварталу, Моде заметил в розовом свете маленького салона знакомую бретонку и велел остановиться.
- Обождите меня.
Та не ожидала его увидеть.
- Мне хочется с вами проститься. Рано утром мы уезжаем.
- Так мило, что вы вспомнили про меня. Выпьете что-нибудь?
Обращаясь ко всем на "ты", она неизменно говорила ему "вы". Вероятно, очень устав, он разлегся на ее постели. Но затем испугался, что заснет. Через несколько часов с этим миром все будет покончено.
- Выпьете что-нибудь?
Она прикрыла дверь, как поступала всегда, принимая клиента. Напротив под дождем лоснился круп лошади. Кучер спрятался в укрытии.
Расскажет ли женщина Джефу, что он приходил к ней?
Чтобы Джеф узнал и это, он занялся с ней любовью. А затем долго разговаривал, словно с самим собой.
- Знаешь, у меня жена в Европе. Правда, забавно?
- Красивая?
Если бы у него хранился портрет Лины, он бы показал его. Но портрета у него не было давно.
- Вероятно, я никогда больше не вернусь в Колон. Не знаю. Но если вернусь...
Они поняли друг друга. Если он вернется, то лишь для того, чтобы за рулем большой машины проехать мимо этой улицы в "Вашингтон".
Этой ночью он прощался со всеми мерзостями здешней жизни.
- Пора.
- Ты на каком корабле отплываешь?
- Тсс!
Моде силой всучил ей стодолларовый билет. И это Джеф тоже, возможно, узнает. И поймет. Кучер спросил, куда ехать.
- В "Реллис".
Ему не хотелось показываться в "Атлантике", где он мог повстречать Рене. Никогда еще мир не казался ему таким нереальным, как этой ночью. Он ездил по ночным кабакам, по пивным, заказывал вино, к которому не притрагивался. Видел вблизи и издалека чужие лица. Люди смеялись. Мужчины приставали к девушкам, которые лениво отталкивали их. Ему казалось, что в этом мире он больше не сможет прожить ни минуты.
В баре, открытом всю ночь из-за прихода "Висконсина", он увидел парня в фуражке южноамериканской авиакомпании.
- Поди-ка сюда, малыш.
- Что угодно? - Ты не знаешь, есть ли места на утренний рейс?
- Какой? - Бангкок - Лима - Вальпараисо.
- Кажется, остались. Позвонить?
Ему показалось, что эта ночь напоминает ему ту, далекую, в Брюсселе, с "Мэрри Грилль" и "Паласом", со шлюхой и ее мягкими грудями, чье имя он позабыл.
- Места есть, месье. По крайней мере, два.
- Хватит и одного.
Он дал ему на чай, как это делали люди в "Вашингтоне", и послал официанта отнести рюмку кучеру.
Угрызения совести его не терзали. Он чувствовал, что никогда не будет их испытывать. Призрак Фершо не преследовал его. Он уже и позабыл о том акте, совершить который оказалось куда проще, чем он думал.
Разве Фершо испытывал когда-нибудь угрызения совести? А Джеф?
И тем не менее что-то непоправимо изменилось в нем. Он смотрел новыми глазами на окружающее оживление, на людей, лица которых внезапно возникали перед ним крупным планом.
Только что, разговаривая с немолодой бретонкой, он ей сказал:
"Моя малышка..."
Он чувствовал себя старым. Ему казалось, что он заблудился на школьном дворе во время перемены, и даже вид огромного француза из Бордо, евшего сосиску, не сняв с головы бумажный колпак, который на него напялили в "Мулен Руже" или "Атлантике", не способен был вызвать у него улыбку.
- В аэропорт!
Светало. Дождь шел по-прежнему. Ему запросто продали билет, и он среди первых занял место в салоне.
Только тогда, заметив у кромки поля бар, Мишель бросился туда. Ему хотелось пить, он имел наконец право выпить. Проглотив четыре или пять порций виски, он последним взобрался в самолет, когда уже стали убирать трап.
Мишель Моде прожил три месяца в Южной Америке в компании - или, скорее, за счет Гертруды Лэмпсон. Его видели в Буэнос-Айресе, Рио, Пернамбуке, Ла Пасе и Кито.
Для поездки в Мексику они сели в Каракасе на яхту американской подруги мистрис Лэмпсон.
В Гаване к ним присоединилось несколько человек из высшего общества, в том числе одна кубинка двадцати семи лет, на которой он женился через три недели, когда яхта причалила в Нью-Йорке.
У них родилась девочка. Но немного позже он согласился, на очень выгодных условиях, предложенных ему родителями жены, дать ей развод.
Пятнадцать лет спустя в Сингапуре под именем капитана Филипса он находился, как говорили, в наилучших отношениях с леди Уилки, приближенной английского двора.
Это был молодой, худощавый мужчина, загоревший на солнце, занимавшийся всеми видами спорта, обладатель конюшни для игры в поло, отличный танцор, умевший много выпить, не пьянея.
Несмотря на свой возраст, волосы на висках у него стали слегка серебриться, в улыбке сквозила необъяснимая ирония, а глаза, контрастируя с обычным оживлением, были неподвижны.
Он любил повторять в шуточном тоне - по крайней мере так это воспринимали, дружно протестуя, его собеседники:
- Такой старик, как я...
Испытывая при этом наслаждение от сознания того, что один знает, насколько он прав.
1943 г.