— А когда Каллиган рассказал вам все это?
— В тот день, когда мы убежали с ним. Он поругался с Фредериксом из-за платы за квартиру и стол. Я слышал их ругань, потому что находился на лестнице, которая вела в подвал. Они всегда ругались и даже дрались. Фредерикс был старше Каллигана, но он здорово избил его, сильнее, чем обычно. Каллиган потерял сознание и лежал на полу в кухне. Я побрызгал его лицо водой, и он пришел в себя. Вот тогда он и рассказал мне, что Фредерикс убил моего отца. Я взял из ящика кухонный нож и спрятался наверху в моей комнате. Когда же Фредерикс попытался запереть меня, я ударил его ножом в живот и решил, что убил. Но когда увидел газету, где было написано, что он жив, я был уже по ту сторону границы. Я проехал через Детройтский туннель среди барахла в крытом грузовике. Полиция меня не увидела, но Каллигана они поймали. Я не видел его до прошлой зимы. Во время нашей встречи зимой он сказал мне, что все тогда наврал, что Фредерикс не имеет никакого отношения к смерти моего отца и что он сказал это потому, что был зол на него.
Теперь вы понимаете, почему я согласился на предложение Каллигана. Я не знал, какая из его историй правда, или правда — это нечто совсем другое. Я даже подозревал, что Каллиган сам убил моего отца. Откуда же он мог знать, что отца убили?
— Он участвовал в убийстве, — сказал я. — Поэтому он и изменил свою историю, когда решил использовать вас. Поэтому он не мог рассказать другим, даже Сейблу, что знает, кто вы есть на самом деле.
— А как он участвовал в убийстве?
Как действительно? Его жизнь протянулась через все это дело грязной красной нитью. Он подставил Энтони Гэлтона под топор, а его убийцу под нож. Он помог полусумасшедшей женщине проиграть деньги, а затем внушил ее мужу полусумасшедшую мечту о возможности получить огромные деньги. И пришел день, когда все эти полумечты-полуреальности превратились в реальность, и Гордон Сейбл убил его, чтобы ложь не смогла раскрыться.
— Я не понимаю, какое отношение имеет Каллиган к смерти моего отца, — повторил Джон.
— Вероятно, он рассказал Фредериксу, то есть Нелсону, о вашем отце, о том, где и с кем он живет. А вы спрашивали у своей матери о том, как произошло убийство? Возможно, она все видела, была свидетельницей.
— Она была больше, чем свидетельница. — Он чуть не задохнулся.
Шейла забеспокоилась и повернулась к нему:
— Джон? — сказала она. — Джонни?
Он не ответил ей. Глаза его потемнели. Он задумался.
— Даже прошлой ночью она врала мне, пытаясь убедить, что я сын Фредерикса, что у меня никогда не было другого отца. Она лишила меня половины моей жизни. И ей этого мало.
— А вы не видели Фредерикса?
— Он куда-то ушел. Она не сказала мне куда. Но я найду его!
— Он здесь рядом. Час назад он был дома.
— Черт возьми! Почему же вы не сказали мне?
— Я сказал вам сейчас, но боюсь, что зря.
Джон понял меня. Он молчал, пока мы не подъехали к дому его матери. Тогда он повернулся к Шейле и сказал:
— Не беспокойся обо мне. Уже было достаточно смертей и насилия. Я не хочу этого.
На набережной темные крыши домов резко выделялись на посветлевшем небе... Джон вылез из машины. Лицо его было напряженным и бледным, как у привидения. Шейла держала его за руку, сдерживая его резкие движения.
Я постучал в дверь. Через минуту, которая показалась нам очень длинной, дверь открыла сама миссис Фредерикс.
— Да? Что вам еще нужно?
Джон отстранил меня и спросил:
— Где он?
— Он ушел.
— Ты врешь. Ты всю жизнь врала мне. — Голос его сломался, и он продолжал уже другим тоном, на более высоких нотах: — Ты знала, что он убил моего отца и, может быть, помогала ему в этом. Я знаю, что ты помогла ему, чтобы все было шито-крыто. Ты покинула вместе с ним страну и поменяла фамилию.
— Я не отрицаю этого, — ответила она спокойным тоном.
Все тело его сжалось, казалось, его сейчас вытошнит. Он грязно обозвал ее. Несмотря на свои обещания, он чуть не ударил ее. Я крепко взял его за плечо:
— Не слишком вини свою мать. Даже закон учитывает тот факт, что женщина может испугаться угроз со стороны мужчины.
— Но здесь совсем другое. Она все еще защищает его.
— Защищаю? — спросила женщина. — От чего?
— От наказания за убийство.
Она серьезно покачала головой:
— Слишком поздно, сын. Фредерикс получил свое наказание. Он сказал, что пусть лучше его зарежут, чем он вернется в тюрьму. Фредерикс повесился, и я не уговаривала его не делать этого.
Я нашел его в задней комнате на втором этаже. Он лежал на старой кровати с медным изголовьем в полусидячем положении. Толстый электрический шнур был привязан к изголовью кровати и обернут несколько раз вокруг шеи. Свободный конец шнура он держал в руке. Не было никаких сомнений, что он сделал это сам.
— Уведите отсюда Шейлу, — сказал я Джону.
Она стояла с ним рядом.
— Со мной все в порядке. Я не боюсь.
Миссис Фредерикс появилась в дверях, толстая и задыхающаяся женщина. Она снизу вверх посмотрела на сына:
— Это конец. Я сказала ему, что должна выбирать между ним и тобой и что выбираю тебя. Я не могла продолжать лгать ради него и позволить, чтобы арестовали тебя.
Он посмотрел на нее, все еще обвиняя:
— Почему же ты так долго лгала? И продолжала жить с ним после того, как он убил моего отца?
— Ты не имеешь права судить меня за это. Я вышла за него замуж, чтобы спасти тебя. Я видела, как он отрубил голову твоему отцу, как привязал к ней камень и бросил в море. И он сказал: если я когда-либо проговорюсь, он убьет тебя. Ты был совсем малое дитя, но это не остановило бы его. Он стоял с топором у твоей люльки и заставил меня поклясться, что я выйду за него замуж и буду молчать. И я это сделала.
— Но ты не должна была всю свою жизнь жить с ним.
— Я так решила. Шестнадцать лет стояла между ним и тобой. Потом ты убежал и оставил меня с ним одну. У меня никого не было, кроме него. Ты можешь понять, сын, что это такое, когда ты совсем одна?
Он хотел что-то ответить, но не смог, прошлое не позволило ему этого сделать.
— Я всю жизнь мечтала иметь мужа, семью и свой дом.
Шейла импульсивно нагнулась к ней:
— У вас есть мы.
— О нет. Я не нужна вам. Будем честными. Чем меньше вы будете меня видеть, тем будет лучше для вас. Слишком много утекло воды с тех пор. И я не виню своего сына за то, что он меня ненавидит.
— Я не ненавижу тебя, — ответил Джон. — Я жалею тебя, мама. И жалею, что наговорил тебе все это.
— Ты меня жалеешь? — спросила она хрипло. — А кто еще?
Он обнял ее неловко, стараясь подбодрить. Но она не нуждалась ни в поддержке, ни в участии. Возможно, она даже уже и не горевала о своей жизни. Во всяком случае, чувства ее были скрыты под толстыми складками жира на лице. Плотный шелк черного платья облегал грудь, как латы.
— Не беспокойся обо мне. Позаботься о своей девушке.
Где-то на улице вдруг запела птичка, но тут же замолчала. Я подошел к окну. Река казалась белой, деревья и дома на берегу опять начали приобретать свой цвет и форму. В одном из домов зажегся свет. И как бы по его сигналу птичка снова запела.
Шейла сказала:
— Вы слышите?
Джон повернул голову и стал слушать.
И даже мертвец на кровати, казалось, слушает эту песню.