- Почему бы нам не перейти в мой кабинет? - предложил Джордж. - Кофе мы можем выпить и там. Если, конечно, вы не хотите еще лимонную меренгу.
- Хорошая мысль. Я имею в виду переход в кабинет, а не лимонную меренгу. За эту поездку я поправился на двенадцать фунтов. Должен признать, что наши ветераны весьма хлебосольны. Видимо, все еще помнят спартанский рацион школьных лет и теперь возмещают потери, да и я поесть люблю. - Они перешли в кабинет. - Ого, диплом-то у вас на видном месте висит. А у меня он два года назад погиб при пожаре.
- В школе?
- Нет. Он хранился в Бостоне, где я держу небольшую квартиру. Холостяцкая берлога на Честнат-стрит.
- Вы не женаты?
- Ни одна уважающая себя молодая леди не пойдет за меня.
- Может быть и другая причина, - возразил Джордж Локвуд. - Мне кажется, вы не хотите расстаться со своей свободой.
- И это верно. Как административный служащий, я не обязан оставаться на конец недели в школе, поэтому с вечера пятницы до вечера воскресенья, а то и до утра понедельника обычно бываю в Бостоне. Кто-то оставил у меня в квартире горящую сигарету, и вот - я лишился массы личных вещей. Дипломы об окончании школы святого Варфоломея и Гарвардского университета. Несколько наград за теннис и все картины. Среди них - подлинный Бирбом с собственноручной подписью автора. Растяпа, черт побери.
- Рассеянная, должно быть, особа.
- Я не сказал, что это она, мистер Локвуд.
- Этого можно было и не говорить.
- Ну что ж, я выдал себя, хотя и не знаю, каким образом.
- Если бы речь шла о мужчине, то вы так бы и сказали. Но вы сказали "растяпа, черт побери".
- Впредь буду осторожнее, - сказал Хиббард. - Так вот, в этом мешке материалы, которые, мне кажется, могут дать ответы на все ваши вопросы. Например, на вопрос о том, что мы будем делать с деньгами, когда они поступят в наше распоряжение. Вот наши планы касательно капитала от миллиона и выше, если такой капитал нам удастся собрать; вот планы касательно капитала от полутора миллионов и выше; вот - от двух миллионов и выше и так далее до пяти миллионов. Если же мы соберем шесть миллионов, то окажемся в некотором затруднении, но только в некотором, и притом ненадолго, уверяю вас. Между прочим, ни одна из этих сумм не будет потрачена на приобретение материальных ценностей. Все деньги пойдут на увеличение жалованья, пенсии и разные виды страхования. Хотите взглянуть?
- Нет, благодарю. Мой скромный взнос не дает мне права проверять.
- Отчего же - дает, только читать все это скучно. А вот на эти фотографии, как мне кажется, вам не будет скучно смотреть. Взгляните. - Он протянул Джорджу конверт. - Все снято камерой "брауни-2". Не бойтесь - это не виды Большого каньона.
Джордж вынул из конверта десятка два карточек, снятых на ранчо Бинга. Бинг. Его жена. Дети. "Роллс-ройс". Дом. Буровые вышки. Джордж молча перебрал фотографии, потом вложил их снова в конверт и протянул Хиббарду.
- Это - вам, - сказал Хиббард.
- О! Спасибо. А вы свое дело знаете, мистер Хиббард!
- Я не потому их снимал.
- Тогда почему же?
- Потому что я в некотором роде выполняю роль миротворца.
- Поясните, пожалуйста.
- У меня есть брат Генри, порвавший с отцом. Артистическая натура, как выражаются в Бостоне. Не желает иметь дело ни с ним, ни с другими членами нашей семьи. Он бросил Гарвард и уехал в Париж. Сейчас живет в Мексике. Видимо, пишет неплохие картины. В прошлом году у него была в Бостоне выставка и он приезжал с нею, но отцу с матерью не дал о себе знать и даже на выставку не пригласил, а жил у меня. С ним была женщина, которую он представлял как мексиканку, только на мексиканку она похоже не больше Джека Джонсона, и они превратили мое жилище в свинарник.
- Насколько я могу судить, ваш отец богатый человек.
- Сам он так не считает. Он любит Генри больше нас всех, уж и не знаю за что. Ему прощалось то, что нам никогда бы не сошло с рук. Избалован был до невозможности и до сего дня причиняет родителям уйму огорчений. У отца уже был однажды удар, и он только и мечтает о том, чтобы Генри вернулся домой и вел себя пристойно. На вашу размолвку с Бингом эта история не похожа, и все же здесь есть что-то общее.
- Что же вы находите общего? - спросил Джордж.
- Я знаю, что Генри помирился бы с отцом, если бы знал как. И судя по тому, что говорил мне Бинг, у него нет на вас зуба.
- Зато у меня может быть.
- Нет, мне не кажется. Я видел, как вы смотрели на его фотографии. Но, разумеется, я не знаю, что послужило, так сказать, костью, из-за которой вы повздорили.
- Костью? Никакой кости не было. Из-за кости могут драться собаки, у нас же была другая причина. Мы разошлись во взглядах, которые в то время были непримиримы. Наша ссора, как теперь выяснилось, сослужила ему хорошую службу. Ну и отлично. Если бы ему понадобилась моя помощь, ему достаточно было бы попросить. Но она не понадобилась и теперь уже не понадобится.
- Чем больше я вас слушаю, тем больше убеждаюсь, что это такая же ситуация, какая сложилась между моим братом и отцом.
- Безусловно. Подобные явления в общем-то относятся к одной категории. Разногласия между отцом и сыном. Однако в моем случае успех сына в Калифорнии заставляет сомневаться в возможности примирения вообще.
- Почему?
- Это не ваше дело.