- Вы с Агнессой тоже не утруждали себя.
- Да, не слишком. У Агнессы был необщительный характер. Но ее, в отличие от тебя, признавали как полноправную представительницу иерархии углепромышленников, в то время как ты здесь чужая. Надо было постараться сблизиться с людьми, а ты не желаешь. Не играешь ни в гольф, ни в бридж, а когда тебя зовут играть, то реагируешь так, словно тебе предлагают записаться в женскую пожарную дружину. Эти люди не заслуживают такого отношения к себе, потому что они не хуже тебя, Джеральдина. Кое у кого из них больше денег, чем у меня или Бакмастера, большинство происходит из семей, которые насчитывают двести и триста лет существования. Именами их предков названы старинные пенсильванские города и некоторые старинные города Новой Англии, потому что не все они коренные пенсильванцы. Ты не знаешь местной истории, потому что не интересуешься ею.
- История меня вообще не интересует, - сказала она.
- Тогда скажи, что тебя интересует. Если бы ты хоть к чему-то проявила интерес, я помог бы тебе. Ты купила две приглянувшиеся тебе дорогие вазы, и я надеялся, что наконец-то понял, что тебя интересует. Но нет. Ты проходишь мимо них по пятьдесят раз в день, даже не взглянув. С тех пор как их поставили, ты и слова о них не сказала. Между прочим, месяца два назад я поменял их местами. Они не совсем одинаковы на вид, и мне хотелось проверить, заметишь ли ты перемену. Не заметила.
- Мне говорили, что они одинаковые, - возразила она.
- Они парные, но на одной вазе дракон смотрит вправо, а на другой влево.
- Господи! Да знала я это.
- Но ты не заметила, что я поменял их местами.
- Ну и что? Боже мой, как будто мне не о чем больше думать.
- О чем же ты думаешь?
- Я знала, что это сорвется у меня с языка, - с досадой сказала она.
- Ну, раз сорвалось, то договаривай. О чем же ты думаешь? И пожалуйста, не пробуй убедить меня, что ты думаешь об уроках вышивания у миссис Молер.
- И не собираюсь.
- Так о чем же?
- О тебе.
- С нежностью, конечно?
- Уже нет. - Джеральдина выпрямилась на стуле. - Я тебя боюсь.
- Боишься меня?
- Не в прямом смысле слова. Меня пугает то, как ты действуешь на мою психику. По уму я тебе не ровня, это мне всегда было известно. А вот Говарда я была умнее...
- У тебя интеллект, а у Говарда - только его видимость, поэтому ты и умнее.
- Одним из привлекательных качеств в тебе для меня был твой ум. С самого начала ты умел держать меня как бы под своим интеллектуальным контролем. Прежде я привлекала мужчин, а не они меня. Не умом, конечно. Чем угодно, только не умом. Но когда я встретила тебя, то получилось все наоборот. Физическое влечение тоже было, но оно отошло на второй план. До тебя ни один мужчина не извращал всего, что бы я ни сказала, каждую, мелочь. Сначала я думала, что ты просто хочешь подразнить меня, превратить в шутку мои слова. Но потом почувствовала, что ты начал менять всю мою систему мышления.
- Позволь поправить тебя. Никакой системы мышления у тебя не было, хотя я мог бы помочь тебе разработать ее.
- Почему же не помог? - спросила она.
- Потому что ты привлекала меня физически.
- Это я знала. Но зачем же тебе понадобилось...
- Не понадобилось, а захотелось. Я решил жениться на тебе, а не просто завести с тобой роман. В моем возрасте мужчине пора знать, чего он хочет от женщины. Для романов существуют молодые девушки, и это естественно. Если же ты встретил женщину, физически привлекательную, зрелую. То сумей добиться от нее не просто возможности провести вместе несколько ночей в постели, а чего-то большего. Молодую девушку, если она ничего, кроме молодости, предложить не может, и за две-три ночи узнать нетрудно. А в опытной женщине, лет двадцать прожившей с мужчиной (или с мужчинами), нравится ужо не робость и застенчивость.
- Расскажи мне об Агнессе, - прервала его Джеральдина.
- Нет, я не стану рассказывать тебе об Агнессе... Впрочем, ладно. Но скажу лишь то, что относится к теме нашего разговора. У нее был острый ум, но она считала, что спать с мужчиной - грешно. Она была похотливая штучка, но думала только о себе. Считала, что меньше согрешит, если меньше доставит мужчине удовольствия.
- Как ты это обнаружил?
- Сотни раз я брал ее силой.
- Сотни раз?
- Каждый раз. Она не очень располагала к любви. Даже совсем не располагала. Вместо грудей - маленькие округлости, которых она стыдилась, поэтому не хотела никаких ласк. Наша любовь превращалась для меня в механический процесс. Я ее ненавидел, а она ненавидела меня.
- Почему же ты с ней не развелся?
- Я не хотел развода. Зато ходил к другим женщинам.
- Ты при любых обстоятельствах ходил бы.
- Без сомнения. Но Агнесса, по крайней мере, избавляла меня от угрызений совести. Надо отдать ей должное.
- Теперь я начинаю кое-что понимать.
- Может быть, ты мне скажешь, что именно?
- Ты говоришь, что у Агнессы был острый ум?
- Да.
- Значит, ты хотел, чтобы у меня был такой интеллект, который позволял бы тебе чувствовать свое превосходство. Тебе нужна была опытная женщина с интеллектом ребенка.
- Ты слишком скромна, моя милая.
- Вот здесь-то ты и ошибся, Джордж. Я знаю, что не обладаю острым умом, но женщина я зрелая. И я хочу сказать тебе кое-что. Мой не слишком острый ум полностью тебя постиг. Я хорошо знаю мужчин. Они выдают себя в постели.
- Я выдаю себя в постели? Впрочем, конечно, выдаю.
- Во всем остальном твой ум ставит тебя выше меня. Но не тогда, когда ты раздет.
- Верно. Стало быть, ты уже не боишься меня?
- Нет, боюсь. Меня все еще пугает то, что ты хочешь сделать со мной, когда мы не в постели.
- Что же, по-твоему, я хочу с тобой сделать?
- Ты хочешь выместить на женщинах свою обиду на Агнессу.
- Великолепно, моя дорогая! Уж не начиталась ли ты книг о сексе?
- Мне не нужно читать книг о сексе. То, что я прочла, не прибавило ничего к тому, что я знаю по личному опыту. От мужчин. Старье, как сейчас школьники говорят.
- Старье, пока тебя лично не коснется, - возразил Джордж. - В детстве тебе, наверно, приходилось читать про поцелуи, но когда сама первый раз поцеловалась с мальчишкой, то не назвала это старьем?
- Первый раз я по-настоящему поцеловалась не с мальчишкой, а со взрослым мужчиной, который лапал меня.