- О, в этом я уверена, - сказала Джеральдина. - Иногда я боюсь даже спрашивать.
- Это потому, что интересуешься не тем, чем нужно. Верно? Вот Уилму заинтересовали скотные дворы пенсильванских немцев, и я ей рассказываю, поскольку родился здесь, вырос и кое-что про них знаю.
- Но ты же сам сломал один такой двор, чтобы построить себе дом.
- Я не собирался заниматься сельским хозяйством, а строил загородный дом для нас с тобой, милая. Только для нас.
- Чепуха. Ты строил поместье для будущих поколений Локвудов.
- А что, если так? Сильно просчитался?
- Кстати, о Локвудах, - вмешалась Уилма. - Что случилось с Бинтом? Он же собирался быть сегодня здесь.
- Может, опоздал на пересадку в Чикаго. Или вообще раздумал ехать, а тебе ничего не сообщил. А что это за машина идет по нашей дороге? Если снова эти чертовы фотографы, то я от них живо избавлюсь. - Джордж нагнулся к слуховому отверстию в перегородке. - Эндрю, ты не знаешь, что это за машина? Она свернула в нашу сторону.
- Лет, сэр. Это "кадиллак" выпуска прошлого года, но я его не узнаю. Лимузин с четырьмя дверцами. В Гиббсвилле есть два таких автомобиля, но они другого цвета.
- К нашему дому едет, - сказал Джордж. - А ты, Уилма, не узнаешь этой машины?
- Нет.
- Вот кто-то вылезает. Один. И кто, вы думаете, этот человек? Мой сын!
- Ужасно хочется познакомиться с ним! - воскликнула Джеральдина.
- Только штанишки не намочи. Сейчас познакомишься, - сказал Джордж.
- Значит, это он? - спросила Уилма. - Как я рада, что он все-таки приехал.
Бинг Локвуд стоял у парадной двери и ждал, когда ему откроют. В это время подъехал "линкольн". На Бинге был синий саржевый костюм, белая сорочка с пуговками на воротничке и черный вязаный галстук. Лицо его так сильно загорело, что казалось почти черным рядом с белыми лицами людей, вылезших из "линкольна".
- Здравствуй, отец, - сказал он. - Я попал не в тот дом.
- Здравствуй, сын. Не в тот дом? А в какой же? - Они пожали друг другу руки.
- В старый. Домой. Здравствуйте, тетя Уилма. - Он обнял ее и поцеловал в щеку.
- Знакомься - твоя мачеха, - сказал Джордж.
- Здравствуйте, пасынок, - сказала Джеральдина. - Наконец-то встретились. Я так рада.
- Конечно, ты этого дома еще не видел, - сказал Джордж. - Ну, будем ждать остальных? А, вот и они. Давайте здесь же все и представимся. Мистер и миссис Шервуд Джеймс, родственники Уилмы.
- Мы уже давно знакомы, - сказал Бинг, пожимая руки Дороти и Шервуду Джеймс.
- А это - мистер и миссис Десмонд Фарли, тоже родственники Уилмы.
Бинг Локвуд поздоровался и с ними.
- Джеральдина, проводи всех в дом, пожалуйста. Мне надо сказать два слова Дигену. Эндрю, будь любезен, возьми чемодан моего сына. Откуда ты приехал, сын?
- Из Филадельфии. Прибыл я туда сегодня утром. Один приятель одолжил мне свой автомобиль, но я застрял на Стентон-авеню. Приехав же сюда...
- Стентон-авеню? - удивился Джордж. - Что ты делал на Стентон-авеню? Мы уже много лет туда не заглядываем.
- Ну, и я больше не загляну, - сказал Бинг. Он обнял Уилму за плечи, и та робко подняла на него печальные глаза. Джордж это заметил, и ее лицемерие сначала покоробило его. Но потом он понял, что это совсем не лицемерие: просто на нее подействовала искренняя печаль его сына.
Джордж предупредил Дигена насчет газетных фотографов.
- Эндрю позаботится о том, чтобы они не прошли через главные ворота, а вы последите за задней дверью.
- В том, что они не полезут через стену, я вполне уверен, - сказал Диген.
Джордж подумал, что Диген мог бы и не напоминать ему о пиках на стене, но сказал только:
- Так я полагаюсь на вас, - и пошел в дом.
Все вернувшиеся с кладбища разошлись по туалетным комнатам. Распорядиться о завтраке должна была Джеральдина - точное его время не было назначено, потому что никто не знал, сколько продлятся похороны. На какое-то время Джордж остался в кабинете один. Супруги Фарли и Шервуд Джеймс отправлялись ближайшим дневным поездом в Нью-Йорк, а Дороги Джеймс и Уилма собирались заночевать. Уилме необходимо было подписать кое-какие бумаги, поэтому утром ей предстояла встреча с Артуром Мак-Генри. Джорджу были неизвестны только планы сына.
Пришла Джеральдина.
- Как ты думаешь, нести коктейли сюда или в парадный зал? - спросила она.
- Здесь будет тесновато, - ответил он. - Ты что-нибудь выяснила о планах Джорджа?
- Да. Он хочет остаться здесь до завтра. Повезет Уилму и Дороти в своей машине до Филадельфии. Оттуда они поедут поездом.
- Значит, он у нас переночует.
- Да. Видимо, он считает это само собою разумеющимся. Он очень симпатичный. Между прочим, просил, чтобы я звала его Бинтом. Говорит, что в Калифорнии Джорджем его никто не зовет.
- Разумеется, никто.
Завтрак прошел сообразно правилам этикета, действующим в подобных случаях: никто не упоминал имени покойника; Джордж Локвуд кратко рассказал историю своего поместья; Десмонд Фарли и Бинг Локвуд побеседовали о добыче нефти; и, наконец, хозяйка напомнила извиняющимся тоном, что если супруги Фарли и Шервуд еще не уложили свои вещи, то должны сделать это, так как до вокзала ехать пятнадцать - двадцать минут.
Вскоре супруги Фарли и Шервуд Джеймс уехали. Джеральдина, Уилма и Дороти Джеймс ушли наверх, в комнату Джеральдины, и Джордж Локвуд впервые за шесть лет - остался вдвоем с сыном.
- Сигару, сын?
- Пожалуй. Спасибо. К сигарам я уже привык. У нас, как правило, нельзя курить на работе. Достаточно одной спички - и все летит к черту. Так что я всегда ношу с собой сигары как жвачку. Не зажигаю, а только жую. Усвоил такую привычку.
- Говорят, ты здорово преуспел. У меня был Престон Хиббард и все рассказал. Привез даже несколько фотографий твоей жены и детей.
- Да, мы приятно провели с ним время. Отличный парень. В школе я был о нем не очень высокого мнения, но Гарвард, должно быть, сделал из него человека. По-моему, именно Гарвард. Во всяком случае, он поставил перед собой цель и стремится к ней. Этого как раз и не хватает ребятам нашего возраста. Они ни черта не знают - к чему стремиться, чем заняться. Если они не нуждаются в деньгах, то сидят сложа руки. Потом спохватываются, да уже поздно.
- Насколько я понимаю, сам ты не нуждаешься в деньгах, - сказал Джордж.
- Теперь - нет. Когда я заработал первую крупную сумму, я тут же ее положил на имя жены и детей. Этим капиталом никто не может воспользоваться - ни я, ни до поры до времени они. Ну, а подстраховавшись, я мог уже рисковать. И рисковал, и риск оправдывал себя.