Ее чувство к нему было достаточно искренним; его чувство к ней росло постепенно. Он пробудил ее чувство с самого начала, тем более радостным открытием явилось для нее то, что это был человек, отвечавший первому требованию, которое она предъявляла к жениху, а именно - жениться на пей не ради ее денег. Потом, когда она стала видеться с ним чаще и когда он начал ухаживать за ней, это требование отошло на задний план и не казалось ей таким уж важным. Конечно, к ее любви примешивалось и чувство признательности; она была благодарна судьбе, пославшей ей жениха, внешность которого делала его достаточно привлекательной партией, и это давало ей основание считать, что она вступает в брачный союз по любви, а не потому, что он богат. После первой недели супружеской жизни Аделаида Локвуд обрела чувство женской гордости от сознания того, что, хотя инициатива в любовных делах оставалась за мужем, она вызывала у него желание.
Как это ни парадоксально, но опыт Авраама Локвуда по женской части, заключавшийся исключительно в умении удовлетворять половое чувство, и послужил той основой, на которой родилась и начала крепнуть его любовь. От проституток в доме Фиби Адамсон на Джунипер-стрит он переключился на проституток Вашингтона; потом, вернувшись в Шведскую Гавань, он воспользовался услугами одной гиббсвиллской портнихи. О свиданиях с ней надо было договариваться заранее по почте. Дом Энабеллы Кроу находился на Второй улице, всего в одном квартале от торгового центра. На первом этаже у нее были: комната, где заказчицы выбирали ткани: комната, где с них снимали мерку и где они примеряли сшитые вещи; комната, где работали швеи; комната - она же кухня, - служившая ей столовой. Жилая часть дома - более чем достаточная для одинокой хозяйки - размещалась на втором этаже. Энабелла Кроу была женщина тридцати лет с небольшим. После того как ее бросил муж, она некоторое время тайно сожительствовала с окружным судьей, который, перед тем как прекратить с ней связь, помог ей открыть мастерскую по пошиву дамской одежды. Неподалеку от станции железной дороги и от пристани на канале существовали на протяжении нескольких десятилетий публичные дома, но они действовали настолько открыто, что Авраам Локвуд, вернувшись с военной службы, стеснялся их посещать. Вот тогда-то один гиббсвиллский адвокат и свел его с Энабеллой Кроу.
- Что вы делаете, когда желаете поразвлечься? - спросил Авраам Локвуд.
Адвокат ответил уклончиво, но обнадеживающе и вскоре после этого разговора дал Локвуду имя и адрес Энабеллы Кроу.
- Приходите к ней во вторник в десять часов вечера, - сказал он.
В назначенное время он постучал в дверь, которая немедленно открылась и, впустив его, быстро закрылась. Женщина, которую он не мог разглядеть в темноте, сказала:
- Идите наверх, на свет.
Он поднялся по лестнице. Женщина, шедшая за ним следом, сказала:
- Налево.
Он шагнул в одну из трех комнат второго этажа, где горел свет. В комнате с одним окном, занавешенным тяжелыми плотными шторами, стояли большая двуспальная кровать, украшенная витиеватой резьбой, гардероб, комод и несколько стульев.
- Меня зовут миссис Кроу; как зовут вас, мне известно, но знаю я про вас мало. Вы холостяк?
- Да.
- Ухаживаете за кем-нибудь?
- Нет.
- Пьете?
- Иногда. Немного.
- Я не люблю водить дружбу с людьми, которые напиваются и потом выбалтывают все, что знают.
- Я вас понимаю.
- И никогда не разрешаю своим друзьям приходить сюда, если они не договорились со мной заблаговременно. Я не открою дверь тому, кого не жду. Неважно, если он был когда-то моим другом. Он не войдет. Вы поняли?
- Да.
- Кроме того, если мы станем дружить, вы должны обещать: без моего разрешения никому не говорите, что вы - мой друг.
- Понимаю.
- И еще: никогда не приходите сюда в нетрезвом виде, даже если я назначила вам свидание. Не приходите пьяным. Наш общий знакомый сказал вам, сколько я беру за визит?
- Нет.
- Двадцать долларов за визит.
- Двадцать долларов?
- И чтобы деньги были всегда при вас. Я не предоставляю кредита. Учтите, что это - не заведение. У меня очень избранный круг друзей. Вы согласны с этими условиями?
- Да.
- В таком случае вешайте вашу одежду в гардеробе, а я сейчас приду. Ах, едва не забыла. Никаких сигар. Во время визитов никогда не закуривайте сигару.
Она вышла, а он разделся, повесил одежду в гардеробе и присел на край кровати. Она вернулась в купальном халате, который быстро сняла и повесила на спинку стула.
- Вот это да! - воскликнул он, окинув ее восхищенным взглядом.
Она улыбнулась - впервые за вечер.
- Ну как? - Она повернулась кругом.
- Почти совершенство.
- Один мой друг хотел высечь мою фигуру в мраморе. Сказал, что меня надо высечь в мраморе.
- Он прав.
- Женщины любят комплименты. Ты ждал меня, чтобы вместе лечь?
- Да.
- Дай я посмотрю на тебя сначала. Ого! Об этом наш общий знакомый ничего мне не сказал. Ты молодой, верно? Двадцать шесть? Двадцать семь?
- Почти двадцать семь.
- Мои друзья в большинстве своем старше. По-моему, ты самый молодой. Ну, ложись, милый, познакомимся. Хочешь познакомиться? Нам надо привыкнуть друг к другу. Первые несколько раз будем узнавать, кто что любит.
В 1871 году она объявила ему:
- Ну что ж, Эйб. Видно, дружбе нашей конец. Мои заказчицы говорят, что ты ухаживаешь за одной молодой леди из Рихтервилла. Это верно?
- Да.
- Скажи, когда будет наша последняя ночь, и я подарю ее тебе. Это будет мой свадебный подарок.
- Я хочу тебе сделать подарок.
- Хорошо, только пусть это будут наличные деньги. Ты ведь знаешь меня, я беру подарки только в виде наличных денег.
- Да, это будут наличные.
- Молодой парень женится. Дал бы ты мне пятьсот долларов, я согласилась бы дружить с тобой еще год, если у тебя не очень получится с молодой женой. Так бывает. У меня был друг, который хотел возобновить визиты, только я не могла.