- Нехорошо так, Агнесса, - укоризненно заметила мать.
- Ну, пусть говорит, если есть что сказать. Никто же ей не мешает, возразила Агнесса. - Что ты собиралась сказать, Рут?
- Вот и не скажу, - обиделась Рут Хейгенбек.
Терон Уинн продолжал свой рассказ, а Рут вдруг встала и молча вышла.
- Ты ее обидела, Агнесса. Иди к ней сейчас же и извинись, - потребовала Бесси Уинн.
Агнесса отсутствовала более десяти минут. Возвратившись, она объявила:
- Рут просит извинить ее. У нее голова разболелась.
- Ничего удивительного, она же совсем не ест, - сказал Терон Уинн. Отнеси ей чего-нибудь на подносе, Агнесса. Куриного бульона, что ли.
- Она хочет, чтобы ее не беспокоили, папа.
- Ну, что делать. Жаль, - вздохнул Терон.
- После ужина я сама к ней схожу, - сказала Бесси.
Так она и сделала, а вернувшись, сообщила, что Рут уже крепко спит и что ей самой, как и ее мужу, тоже пора спать.
И снова, как в предыдущий раз, Агнесса осталась наедине с Джорджем Локвудом.
- Вы никогда не вели бы себя так, как мисс Хейгенбек, правда?
- Если вы собираетесь сказать о ней что-нибудь дурное, то учтите, что она "моя лучшая подруга.
- О ней-то я не собираюсь говорить ничего дурного. А вот о вас - да. Вы настолько бесстрастны, что даже не поняли, отчего она так возбуждена.
- Возбуждена? Не знаю, что вы хотите этим сказать. А что касается ваших характеристик, мистер Локвуд, то чем меньше вы будете их давать, тем лучше.
- Мисс Хейгенбек очень мила. Молода и простодушна.
- Мы с ней почти ровесницы, - сказала Агнесса. - Если хотите знать, она даже на год старше меня.
- Это я вверг ее в такое возбужденное состояние.
- Ну и ну! Таких эгоцентристов я еще не встречала. Дальше некуда.
- Бросьте. Вы так же возбуждены, как она, только у вас это проявляется в иной форме. Например, удираете в Скрантон, узнав, что я еду сюда.
- Вы, очевидно, имеете в виду мою поездку в Монтроуз? К вам она не имеет никакого отношения.
- А вы поклянетесь в этом на Библии? Вот Библия. Кладите руку и клянитесь.
- Еще чего. Да и что здесь такого, если даже я уехала тогда из-за вас? По-моему, это еще не доказывает, что великий, замечательный, красивый и удивительный мистер Локвуд вверг меня в возбужденное состояние. Как раз наоборот. Все эти разговоры о поцелуях без разрешения и еще кое о чем похуже...
- Похуже? Ах, да. О совращении.
- Я только надеюсь, что не все молодые люди в Шведской Гавани такие, как вы. В противном случае мне жаль тех женщин, которым приходится жить в вашем городе.
- Думайте, что вы говорите. Может случиться, что вам самой еще придется там жить.
- Лучше умереть. Лучше умереть. Уж лучше я выйду замуж за какого-нибудь ханки [презрительная кличка неквалифицированного рабочего-эмигранта], чем за вас.
- Вот поэтому я и заставлю вас выйти за меня.
- Не выйду, даже будь у вас все деньги Пенсильвании. Ни за что на свете.
- У меня нет всех денег Пенсильвании, но я буду ждать, пока вы выйдете за меня. Сколько бы это ни длилось. И запрещаю вам выходить за другого. Запрещаю принадлежать кому бы то ни было, кроме меня. Вы будете моей женой - и ничьей больше.
Вернувшись домой и обдумав случившееся, он понял, что в припадке гнева наговорил много такого, чему не верил сам и чего при иных обстоятельствах не сказал бы. Но раз он это сказал, раз это сорвалось у него с языка, он этому поверил. Убедил он себя и в том, что поступил правильно, связав себя, хоть и сгоряча, словом, и в том, что отсутствие любви в данном случае - не помеха, а благо, поскольку всякая сделка становится прочнее, если она зиждется на здравом смысле, а не на эмоциях. В течение нескольких месяцев мысль об Агнессе не покидала его. Временами он замечал, как его кулаки то сжимаются, то разжимаются, и ловил себя на мыслях об Агнессе даже в минуты, когда ему казалось, что он совсем о ней не думает. Его работа от этого не страдала - напротив: он трудился усерднее прежнего, а Авраам Локвуд недоумевал. Оба кандидата, претендовавшие в ту осень на пост президента, были моложе Авраама Локвуда, причем Брайен годился ему чуть ли не в сыновья, а Маккинли казался зеленым юнцом по сравнению с ним. Президент Стивен Гровер Кливленд был одних лет с Авраамом Локвудом, и то, что он покидал свой пост, тоже не удивляло, ибо Локвуд и сам устал и начинал отходить от дел.
Введение Джорджа в детали фамильного достояния было увлекательным и своевременным занятием, на время оно как бы возвращало Авраама к активной деятельности и стимулировало интерес к делам компании. Почти ежедневно ему приходилось напрягать память, чтобы вспомнить ту или иную подробность, связанную с историей их фамильных предприятий. И он уже не раз ловил себя на ошибках и упущениях, в которых не признавался Джорджу. Ему легче было примириться с небольшими убытками, коль скоро его ошибки стоили денег, или солгать. ("Но, папа, ты же говорил так-то и так-то!" - "Нет, Джордж, как раз наоборот. Ты спутал. Мне кажется, ты не поспеваешь за мной. Но это не беда, сынок. Все мы ошибаемся, и нельзя требовать, чтобы ты все усвоил за один день".)
О деньгах Авраам Локвуд не беспокоился: их накопилось столько, что после его смерти оба сына станут миллионерами. Ни одна семья и ни один деловой альянс в Шведской Гавани не могли соперничать с Локвудами. Дело Авраама Локвуда имело теперь под собой прочную финансовую базу. Оглядываясь назад, он видел, с какой завидной легкостью нажил капитал, так много значивший для успеха Дела. Серьезно его начинала тревожить лишь боязнь не дожить до того времени, когда у его сыновей появятся будущие продолжатели Дела. Тем более что в подобных делах (а возможно, и во всех других) Джорджа торопить было нельзя.
Авраам испытал чувство облегчения, узнав, что Джордж заинтересовался молодой особой из семьи Уиннов. Это открытие, как ни странно, он сделал не только вопреки, но и благодаря молчанию Джорджа, совершившего несколько поездок в угольный район и не объяснившего их цели. Возвращался он оттуда с таким видом, который у молодого человека говорит сан за себя.
"Выясни для меня, в кого влюблен твой брат, - писал Авраам Локвуд Пенроузу. - Я убежден, что у него кто-то есть и что его "ухаживания" пока безуспешны. Разумеется, я не хочу, чтобы ты спрашивал его об этом прямо или дал ему понять, кто этим интересуется".
Пенроуз, как всегда, безропотно повиновался, выполнил то, "о чем его просили, и быстро прислал отцу ответ.