- Nai've [простодушный, глупый (фр.)].
- Nai've. Я пробовал обходиться с ними по-хорошему, как обходятся с детьми, и очень полюбил их. Вы можете, например, оставить деньги, и они даже цента не возьмут. Когда в нашей семье заболевал кто-нибудь, они переживали, заботились, точно мы - их близкие родственники.
- Например, миссис Райен, - сказала Бесси Уинн. - Когда Агнесса заболела крупом...
- Я помню миссис Райен, - сказала Агнесса. - Она обмотала мне шею фланелевой тряпкой, а грудь натерла чем-то липким.
- Неужели ты помнишь? - удивилась Бесси. - Тогда тебе всего три года было.
- От этой мази пахло овсянкой.
- По-моему, это и была овсянка. Припарка из овсяной каши.
- В таких случаях они бывают чрезвычайно добры, - сказал Терон Уинн. Но в то время мы были молоды и жили не намного лучше их. Когда же я начал продвигаться по службе в компании... Какой здравомыслящий человек мог обвинить Тома в том, что он отправил этих головорезов на виселицу? Их судили по закону и признали виновными.
- Не знаю, - сказал Джордж Локвуд. - Но меня это не шокирует. То есть не шокировало бы, если бы ваш кузен в самом деле отправил их на виселицу. Судя по тому, что я слышал, они вполне этого заслуживали. Я уверен, что мой дед тоже воздал бы им по заслугам. Приходится защищать свою собственность, или же подобного рода люди могут ее отнять.
- Догадываюсь, к чему вы клоните, - сказал Терон Уинн. - Вы находите, что между Томом и вашим дедушкой есть нечто общее. Кто знает, может быть. Насколько мне известно, Том ни в кого не стрелял, но он всегда был вооружен.
- Ты ведь тоже когда-то ходил с оружием, папа, - сказала Агнесса.
- Это когда я работал в отделе оплаты.
- А ты стал бы стрелять в грабителя?
- Чтобы защитить себя.
- А может, деньги? - спросил Локвуд.
Терон Уинн улыбнулся.
- Видите ли, я и сам задавал себе этот вопрос всякий раз, когда вез на шахту жалованье. При нас были эти тяжеленные жестяные коробки с банкнотами и монетами. Банкноты были некрупные - достоинством не более двадцати долларов каждый, да и тех немного. Но вообще наличных денег мы раздавали помногу - часто по три тысячи долларов в день, что служило, я бы сказал, хорошей приманкой для бандитов. На большие шахты мы ездили в поезде, в казначейском вагоне с обрешеченными дверями и окнами, где и оставались, пока шла выдача денег. А в дни выплат на шахтах меньшего размера нас встречали на станции и отвозили в санитарной повозке, запряженной мулами, в контору. В зависимости от количества денег выезжало по три, четыре и пять кассиров. Всех нас вооружали дробовиками. Сижу, бывало, с обрезом на коленях и думаю: а что я сделаю, если сейчас налетчики появятся? Наверно, сделал бы то же, что остальные. Страшно представить себе, что это значит выстрелить из такого ружья в человека, да еще в упор. Одно мокрое место останется. Это, наверно, и мешало грабителям нападать на нас. С таким обрезом и прицеливаться не надо: направь дуло в сторону человека и жми на спусковой крючок. Не знаю, может быть, я и пристрелил бы разбойника. А теперь отвечу на ваш вопрос: да, чтобы защитить деньги. И себя и деньги, потому что в этом случае одно связано с другим. Бандит нападал бы не на деньги, а на меня и, убив меня, взял бы деньги. Поэтому кто может сказать: защищал ли бы я себя или ящики с деньгами? И в том и в другом случае человек был бы убит. Я рад, что меня освободили от работы в отделе оплаты.
- Я тоже, - сказала Бесси Уинн.
- И ты, дорогая? Ты никогда мне этого не говорила.
- Не хотела, чтоб ты знал. Ведь они могли вернуть тебя на эту работу.
- Ну не удивительно ли это? Оказывается, ты втихомолку боялась за меня, а я и не знал ничего.
- А я не боялась, - сказала Агнесса.
- Нет?
- Нет. Мне казалось, что ружье ты носил только для проформы. Я ни на минуту не допускала, что тебе придется в кого-то стрелять. И уж конечно, никогда не предполагала, что кому-нибудь вздумается стрелять в тебя.
- Мы тоже выдаем жалованье в нескольких местах, - сказал Джордж. Правда, больших выплат у нас не бывает, но налетчика я все равно пристрелил бы, если бы он не пристрелил меня первым. Сам я денег не выдаю, но деньги хранятся в нашей конторе. У нас есть главная контора, где отец осуществляет все свои операции и где работают бухгалтеры. Теперь я припоминаю, что и мы иногда держим в сейфе по три тысячи долларов мелкими банкнотами и монетами. У меня и у моего отца в ящике письменного стола лежат револьверы, и я без колебания пристрелю того, кто попытается нас ограбить. - Локвуд криво, с вызовом усмехнулся. - Конечно, вы можете сказать, что у нас это в крови.
- А я не стала бы стрелять в человека из-за каких-то долларов, сказала Агнесса Уинн. - Я сказала бы ему: бери деньги и убирайся.
- А потом вызвали бы полицию? - спросил Джордж.
- Конечно, вызвала бы.
- Тогда я не вижу, в чем разница. Разве лишь в том, что в одном случае вы убиваете сами, а в другом - за вас это делает полицейский. Но если подойти к этому вопросу философски, то разницы нет. Верно, мистер Уинн?
- Философски? Пожалуй, вы правы. Но спорить с прекрасным полом в философском плане нам не следует.
- Ну что ты, Терон, право, - укоризненно посмотрела на него Бесси Уинн.
- Верно, папа, не надо считать нас умственно отсталыми, - сказала Агнесса.
- Милые дамы, я не думаю ничего плохого о ваших умственных способностях. Если говорить об уме, то в некоторых отношениях вы не уступаете мужчинам и даже превосходите их, - сказал Терон Уинн. - Однако вы иногда позволяете чувству и настроению влиять на ваши умозаключения. Вы согласны, мистер Локвуд?
- Боюсь отвечать на ваш вопрос откровенно после столь приятного вечера. Мне пора уходить и поэтому не хотелось бы оставлять о себе невыгодное впечатление. Большое вам спасибо, миссис Уинн. Мисс Уинн, мистер Уинн сказал мне, что в праздничные дни вас не будет дома. Не предполагаете ли вы по какой-либо счастливой случайности присутствовать на гиббсвиллской Ассамблее?
- Как вы узнали? Да, предполагаю.
- Чудесно. В этом году меня сделали действительным членом Ассамблеи, что позволяет мне считать себя в некотором роде вашим хозяином или одним из хозяев.
Джордж Локвуд остался доволен своим визитом к Уиннам. Разговор был оживленным, на грани спора, но им всегда удавалось вернуть его на безопасную почву, не доводя до ссоры. Он чувствовал, что Агнесса Уинн осталась о нем лучшего мнения, чем была раньше; уходя, он даже заметил на ее лице намеренно дружелюбную улыбку.