— Вот завтра в церкви-то с ней простятся, и все — прощайте, миссис Джеферсон, — заключил один.
— А в какой церкви? — спросил я.
— Так эта, ну как ее, церковь святого Бартолемея Великого, там и похоронят.
После этих слов в компании вновь воцарилась тишина, но на сей раз скорей от фазы отупения, напавшего на моих собеседников из-за чрезмерного количества вина. Так, подумал я, следует посетить эту миссис Джеферсон, проводить, так сказать, в последний путь. Значит, церковь святого Бартолемея Великого, туда и направлюсь, но завтра, а сейчас домой.
Дойдя до дома и поднявшись в свою комнату, я скинул уличную одежду и, усевшись за свой стол, достал письменные принадлежности. Не знаю почему, но за время моей работы частным сыщиком у меня сформировалась привычка написания отчетов. Возможно, это было связано с некоторой моей педантичностью и желанием структурировать мысли, которые то и дело метались в моей голове, не находя точки преткновения. А между тем изложение на бумаге оных как раз давало стройных ход в голове и способствовало более-менее спокойному сну.
«15 октября 1864 года в переулке Ментон-стрит был обнаружен труп женщины. Оказавшись на месте преступления, мне удалось обнаружить сходство с ранениями на предыдущей жертве. А именно — на теле женщины также были отметины в виде креста, глубокая рана в области горла и надпись на груди жертвы, сделанная, по-видимому, ее собственной кровью. Надпись гласила: «Мерзость пред Господом, всякий надменный сердцем». Также мне удалось пообщаться с женщиной, которая, как она утверждает, видела убийцу. По ее словам, убийца был в одежде, напоминающей подрясник или церковную ризу. Мои подозрения пали бы на местного приходского священника, если бы это не было так просто».
Закончив писать отчет, я отложил перо, закрыл баночку с чернилами и, добравшись до кровати, погрузился в крепкий, глубокий сон.
Сегодня мне предстояла масса дел. Помимо визита в церковь святого Бартолемея Великого, мне также предстоял визит к мистеру Чарльзу Рэмону, так как время первого отчета, который и без того уже откладывался на протяжении долгого времени, пришло. Достав из шкафа свой костюм соответствующего для похорон цвета, который, впрочем, мало чем отличался от моего повседневного, я оделся и спустился вниз.
Погода на улице стояла не самая приятная, но что вы хотите? Как говорят мне иногда некоторые дамы, Лондон — город дождей, туманов и убийц. С чем, в принципе, было сложно поспорить. Церковь святого Бартолемея Великого находилась не очень далеко от моего дома, так что туда вполне можно было добраться и пешком. Она была выполнена в стиле готической архитектуры, столь распространенной в католическом мире, а кладка камней всем своим видом демонстрировала старину и присутствие некой тайны, и кто знает, что повидали эти стены за время их существования. Сама территория «святой земли» была обнесена кованым металлическим забором, устрашающим своими острыми пиками приходящих сюда грешников. Над дверями, ведущими внутрь святая святых, красовались, если можно так выразиться, злобные химеры, по виду своему напоминающие воплощение самых немыслимых страхов, которые только могут прийти в человеческие головы.
Войдя внутрь, я сразу был поражен отсутствием большого или хотя бы некоторого количества народу на похоронах. Вдоль стен стояли пустые скамейки, уходившие вглубь церкви, где находился гроб с телом миссис Джеферсон. На скамейке подле сидел статный господин и престарелая дама. Я решил, что более мудро будет не мешать людям скорбеть пред началом церемонии, и поэтому занял место несколько поодаль от них.
Через некоторое время вошел священник, мистер Шон. Он был весьма популярной личностью, так как являлся единственным священником на этот весьма большой район. Он был очень набожный, если не сказать фанатичный. Хозяйка дома, в котором я снимаю квартиру, миссис Мотс, с которой читатель уже знаком, частенько рассказывала мне о городских сплетнях и прочих событиях, а также о малозаметных мелочах. Так вот, она часто рассказывала об отце Шоне, как о человеке излишней суровости и безапелляционности по отношению к чужим грехам. Но могу ли я обвинять человека в убийствах только потому, что он истинно предан своему делу и своим убеждениям? На протяжении всей церемонии у меня никак не выходил из головы черный подрясник. Душу мою терзали сомнения о причастности или непричастности отца Шона к этим убийствам. Конечно, самый верный способ узнать это — провести проверку.