— Я расскажу ей все сама, — сказала она. — Мама, инспектор хочет, чтобы мы повидали девочку, которая сейчас ждет в машине. Она пропадала целый месяц, и, наконец, когда появилась у себя дома в Эйльсбери в очень неважном состоянии, то сообщила, что ее держали у себя люди, желавшие превратить ее в служанку. Они держали ее взаперти и, когда она отказывалась работать, морили ее голодом и избивали. Она описала и дом, и людей очень точно, и вышло так, что мы с тобой полностью совпадаем с этим описанием. Наш дом — тоже. По ее словам, мы запирали ее на чердаке с круглым окошком.
— Чрезвычайно интересно, — заявила старая дама, усаживаясь на диван. — Чем же мы ее били?
— Хлыстом для собаки, насколько я поняла.
— А у нас есть такой хлыст?
— По-моему, у нас есть старый собачий поводок. В случае надобности его можно превратить в хлыст. Но дело в том, что инспектор хочет, чтобы мы повидались с девочкой. Пусть она подтвердит, что мы те женщины, которые похитили ее.
— Вы не возражаете, миссис Шарп? — спросил Грант.
— Напротив, инспектор! Я с нетерпением жду этого свидания. Право, не каждый день я ложусь спать после обеда скучной старой женщиной, а просыпаюсь каким-то чудовищем.
Хэллам собрался было идти вниз, но Грант жестом остановил его. Очевидно, он сам решил понаблюдать за тем, какова будет реакция девочки на все, что она увидит внутри ограды.
Когда инспектор вышел, мисс Шарп объяснила матери, почему здесь присутствует Блэр.
— Было очень мило с его стороны сразу же согласиться и приехать так быстро!
— Я вам весьма сочувствую, мистер Блэр, — сказала старая дама, но при всем желании в голосе ее нельзя было уловить даже нотки сочувствия.
— Почему, миссис Шарп?
— Потому что уголовщина и психиатрия вряд ли ваша специальность.
— А на мой взгляд, все это очень интересно, — сказал Роберт и увидел на лице старой дамы некоторое подобие улыбки. Роберту даже вдруг показалось, что она почувствовала к нему расположение, хотя об этом трудно было догадаться по ее тону. Сухой голос по-прежнему язвительно произнес:
— Да, развлечений у нас в Милфорде маловато. Вот моя дочь, например, гоняет кусок гуттаперчи по гольфовому полю…
— Теперь гоняют не гуттаперчу, мама, — вставила дочь.
— …но для людей моего возраста в Милфорде нет даже таких развлечений…
Дверь отворилась, и на пороге появился инспектор Грант. Он вошел первым, чтобы видеть выражения лиц присутствующих, а вслед за ним вошли служащая полиции и девочка.
Марион Шарп медленно приподнялась с места, как бы желая достойно встретить то, что ей предстоит. Ее мать осталась сидеть на диване, лишь слегка выпрямившись, сложив на коленях руки, с таким выражением, будто она дает аудиенцию. И, хотя волосы старой дамы были всклокочены, создавалось впечатление, что она хозяйка положения.
На девочке была школьная форменная куртка и детские, на низких каблуках школьные туфли. Она выглядела моложе, чем предполагал Блэр. Ростом невысока и хорошенькой ее не назовешь. Но было в ней — как бы это точнее сказать — какое-то скрытое очарование… Ее темно-голубые глаза были широко расставлены, светлые волосы красивой линией лежали над чистым лбом, а на щеках, под чуть выдающимися скулами, по маленькой ямочке, что придавало ее лицу детски-трогательное выражение. Нижняя губа, пожалуй, полновата, рот слишком маленький. И уши маленькие. Слишком маленькие и слишком плотно прижаты к голове. В общем, самая обыкновенная девочка, отнюдь не похожая на героиню столь сенсационной истории. «Интересно, как бы она выглядела в другом костюме?» — подумал Роберт.
Взгляд девочки остановился сначала на старухе, затем на Марион. В этом взгляде не было ни удивления, ни торжества, ни даже, как ни странно, простого любопытства.
— Да, это те самые женщины, — сказала она.
— Вы в этом уверены? — спросил Грант и добавил: — Помните, что это очень серьезное обвинение.
— Да, уверена. А как же иначе?
— Значит, эти две дамы — те самые женщины, которые заперли вас, отобрали у вас одежду, заставляли вас чинить белье и били вас хлыстом?
— Да. Те самые.
— Потрясающая лгунья, — сказала миссис Шарп таким тоном, каким обычно говорят: «потрясающее сходство».
— Вы сообщили, что мы отвели вас на кухню, где напоили кофе, — сказала Марион. — Можете описать кухню?
— Я не вглядывалась. Помню, что кухня большая с каменным полом.
— А какая там плита?
— Плиту я не заметила, но вот кастрюля, в которой старая дама разогревала кофе, была бледно-голубая, эмалированная, с темно-синей каймой, а внизу немножечко побитая.
— Полагаю, что в Англии нет кухни, где не было бы точно такой кастрюли, — заметила Марион. — У нас, например, таких три.
— Она девственница? — спросила миссис Шарп тем вежливо-заинтересованным голосом, каким спрашивают: «Как называется этот мост?»
Последовало изумленное молчание, и Роберт, оглядевшись, увидел вытянувшееся лицо Хэллама и яркий румянец на щеках девочки. Однако больше всего его поразило то, что со стороны Марион не последовало возгласа: «Мама!» — которого он ожидал с каким-то подсознательным убеждением. Не означало ли это молчаливого одобрения? Или же Марион, всю жизнь проведя бок о бок с матерью, уже привыкла ничему не удивляться?
Первым прервал молчание Грант, заявив с укоризной в голосе, что это не имеет значения.
— Вы так думаете? — спросила старая дама. — Если бы я пропадала из дому целый месяц, именно на этот вопрос моя мать пожелала бы получить ответ в первую очередь. Ну-с, теперь, когда девочка нас опознала, что ж вы собираетесь делать? Арестовать нас?
— Нет-нет. Пока об этом не может быть и речи. Я собираюсь пойти с мисс Кейн на кухню и на чердак, чтобы проверить, правильно ли ее описание. Если ее показания подтвердятся, доложу начальнику, а там уж он сам будет решать, что делать.
— Понимаю. Что ж, осторожность похвальная, инспектор. — Она медленно поднялась с дивана. — А теперь, с вашего разрешения, я вернусь в спальню и наверстаю прерванный по вашей вине отдых.
— Но разве вы не хотите присутствовать при том, как мисс Кейн увидит… не хотите сами услышать… — забормотал Грант, впервые с момента своего появления в доме утративший сдержанность, — видимо, от изумления.
— Боже мой, конечно, нет. Я ничуть не сомневаюсь, что мисс Кейн узнает чердак. И впрямь я была бы безмерно удивлена, если бы она его не узнала.
Старуха двинулась к двери, возле которой стояла Бетти Кейн, и в глазах девочки вдруг вспыхнула тревога, губы дрогнули от испуга. Служащая полиции шагнула вперед, как бы желая защитить девочку. Миссис Шарп спокойно продолжала путь, но, не дойдя двух шагов до Бетти, остановилась, так что они очутились друг против друга. Целых пять секунд старая дама молча и с интересом разглядывала юное личико.
— Мы знакомы, к сожалению, слишком мало, — проговорила наконец миссис Шарп, — хотя находимся на довольно-таки короткой ноге, раз один уже бьет другого. Надеюсь, мисс Кейн, узнать вас поближе в скором будущем! — Она повернулась к Роберту: — До свидания, мистер Блэр. Надеюсь, мы и впредь не потеряем для вас интереса. — И, не обращая внимания на остальных, она подошла к двери, которую Хэллам ей открыл.
Когда она ушла, все вздохнули не без облегчения. Роберт почувствовал, что он просто восхищен старой дамой: право, не так-то было просто отвлечь внимание присутствующих от оскорбленной героини.
— Вы разрешите мисс Кейн осмотреть чердак и кухню? — спросил Грант у Марион.
— Разумеется. Но я хочу вам кое-что сказать. Очень рада, что мисс Кейн здесь и услышит меня. Так вот. Я никогда в жизни не видела эту девушку. Никогда и ни при каких обстоятельствах ее не подвозила. Ни я, ни моя мать никогда не вводили ее в наш дом и не запирали ее здесь. Надеюсь, я выразилась достаточно ясно?
— Вполне, мисс Шарп. Итак, вы полностью отрицаете показания девочки?
— Полностью. С начала до конца. Ну, а теперь пойдемте взглянем на кухню.
Глава третья
Грант, Бетти, Роберт и Марион Шарп отправились осматривать дом, а Хэллам и служащая полиции остались в гостиной.