— Откуда вы?
— Англия, — ответил незнакомец.
Старик Гао вспомнил, отец рассказывал ему о войне с англичанами за опиум.
Они поднимались по склону горы, а — может быть — по склону холма. Крутизна и обилие камней не позволяли нарезать его на пригодные для земледелия террасы. Старик Гао проверил пошел быстрее обычного, проверяя варвара на выносливость, тот не отставал, несмотря на мешок за плечами.
И все же, незнакомец несколько раз отстал. Он останавливался и рассматривал белые цветы, которые вылезали по всей долине ранней весной, но в конце ее оставались лишь на этом склоне. На один из цветков села пчела, незнакомец опустился на колено, чтобы ее рассмотреть. Затем полез в карман, достал оттуда округлое стекло и принялся разглядывать пчелу через него, делая непонятными значками пометки в миниатюрном блокноте.
Старик Гао никогда раньше не видел увеличительного стекла и подошел посмотреть на крупную черную пчелу. Таких больше в долине не водилось.
— Одна из ваших?
— Да, — подтвердил Старик Гао, — или очень похожая.
— Тогда мы позволим ей самой добраться до дома, — решил незнакомец. Так и не дотронувшись до пчелы, он спрятал свое увеличительное стекло.
Крофт
Ист Дин, Сассекс
11 августа 1922 г.
Дорогой Уотсон!
Наш вечерний разговор я принял близко к сердцу, хорошенько обдумал и готов изменить свое мнение.
Я разрешаю вам опубликовать отчет о происшествиях 1903 года, в том числе о последнем деле, непосредственно перед моим уходом в отставку.
В дополнение к обычной редактуре, необходимой, дабы скрыть реальные имена и места действия, я прошу вас изменить некоторые детали (речь идет об огороде профессора Пресбьюри. Более уточнять не стану) на сыворотку из обезьяньих желез или из семенников лемура, присланную неким загадочным иностранцем. Например, вытяжка из мартышки позволила профессору прыгать на манер обезьяны — можно его назвать «Человек на четвереньках», кстати, — или же с ее помощью он научился лазить по стенам домов и деревьям. Я даже в состоянии предположить, что у профессора мог отрасти хвост, но такой поворот чересчур фантастичен даже для ваших опусов, хотя затейливые виньетки, коими вы украшаете скучные детали моей жизни и практики, не менее невероятны.
И еще: я подготовил некую речь от собственного лица, которую прошу включить в повествование. Непременно вставьте инвективу, из которой будет понятно, что я выступаю против слишком длительной жизни, а также против неразумных побуждений, которые толкают неразумных людей на неразумные действия ради продления своих неразумных жизней:
«Здесь кроется опасность для человечества, и очень грозная опасность. Вы только вдумайтесь, Уотсон: стяжатель, сластолюбец, фат — каждый из них захочет продлить свой никчемный век. И только человек одухотворенный устремится к высшей цели. Это будет противоестественный отбор! И какой же зловонной клоакой станет тогда наш бедный мир!»
Нечто подобное, полагаю, развеет мои опасения.
Покажите мне окончательный вариант перед тем, как сдавать его в печать.
Остаюсь вашим другом и верным слугой
Лишь поздним вечером они добрались до пчел Старика Гао. Ульи представляли из себя серые деревянные коробки, громоздившиеся за строением, едва ли достойным звания «хижина». Четыре столба, крыша, занавеси из промасленной ткани, чтобы хоть как-то укрыться от весенних дождей и летних бурь. Небольшая угольная жаровня служила источником тепла, если накрыться вместе с нею одеялом, и местом для приготовления пищи. Стоявший в центре деревянный топчан с древней керамической подушкой использовался в качестве ложа, когда Старик Гао оставался заночевать рядом с пчелами осенью, во время сбора основного урожая. Меда было немного, если сравнивать с ульями двоюродного брата, но вполне достаточно для того, чтобы на процеживание в принесенные загодя снизу ведра и кувшины растолченных в вязкую смесь сот уходило два или три дня. В заключение он нагревал все, что осталось: клейкую мешанину, пыльцу, грязь и останки пчел в горшке с водой, отделял воск от сладкой водицы, которую отдавал обратно пчелам. Мед и восковые кубики он потом нес в деревню, под гору на продажу.
Стрик Гао показал варвару свои одиннадцать ульев и остался безучастно наблюдать, как тот, надев маску, открывает их, рассматривает через увеличительное стекло сначала пчел, затем — содержимое выводковой камеры и наконец — матку. Он не выказывал ни страха, ни замешательства: движения незнакомца были медленны и спокойны. Пчелы его ни разу не укусили, и он не раздавил ни одной. Это произвело впечатление на Старика Гао. Он полагал, что иностранцы — существа непостижимые, загадочные и таинственные, но незнакомец казался счастливым, когда возился с пчелами. Его глаза сияли.