Сентябрь в этом году выдался на редкость теплым, словно извиняясь за нежаркое дождливое лето. Настоящая благодать: дневная температура около двадцати, ласковое теплое солнышко… В суетливой Москве, впрочем, до этого почти никому не было дела — Moscow, как поется в известной песне, «never sleeps»: ночью веселится, днем работает, так что обращать внимание на погоду и природу некогда. А зря. Этот бы офисный планктон да в тайгу осенью, когда от буйства красок разбегаются глаза и сбоит дыхание…
Пробка окончательно застопорилась. Краснов усмехнулся, чуть поддал газу и поехал между рядами, следя, чтобы никого не зацепить. Мотоцикл он купил с первой же зарплаты, еще в начале лета — никаким другим способом передвигаться по здешним пробкам не хотелось. Метро Ярослав не любил: телепату там приходилось нелегко. В подземных туннелях и коридорах мысли приобретали особенное, сложно объяснимое словами липкое «эхо», способное годами метаться от стены к стене. Это «эхо» скапливалось в какое-то мертвое, но пугающе осмысленное поле. Спускаться в метро означало погружаться в какофонию мертвых голосов, чувств и образов, ощущать их ежесекундно, и наружу Краснов едва выходил, обливаясь потом и держась за стену. В общем, не любил он метро.
Впрочем, и на поверхности экстрасенсу приходилось нелегко — в Москве, на его вкус, было всё же слишком людно. Краснову постоянно приходилось обновлять и поддерживать «ментальный щит», чтобы не цеплять на себя разнообразный негатив, так и сыпавшийся со всех сторон.
Например, сейчас, обогнав километровую пробку между рядами, можно было восстанавливать «щит» с нуля: столько отборно нехорошего пожелали ему вынужденные мариноваться в своих железных банках водители. Ну да чего, в первый раз, что ли…
Бормоча наизусть мантру и визуализируя «щит», он сам не заметил, как добрался до офиса отдела «Т.О.Р.» — или, как они его называли между собой, «базы». Настроение держалось отчего-то не под стать погоде — пакостное. И дело было не в подцепленном от несчастных водителей негативе — это-то привычно, «бодрящая» ежеутренняя порция проклятий, напоминающая, на каком свете живешь. Нет, что-то еще. Что-то… надвигалось? Да, именно так. И, кажется, это что-то — большое и тревожное, как иссиня-черная грозовая туча на горизонте.
Он припарковал мотоцикл и пошел в офис, двигаясь на автомате и прислушиваясь к постепенно формировавшемуся предчувствию. Предчувствию надвигающейся Большой Заварушки. Давно не было таких поганых ощущений, право слово, с самого письма вдовы следователя Первухина в конце мая… Внутри что-то отозвалось, словно неведомая струна подстроилась под камертон, и он понял — то, во что им предстоит ввязаться, связано с тем делом.
Вон оно что. Неужели тот самый неведомый «D» решил обратить на них внимание?
— Ярослав Олегович?
— Да? — очнулся Краснов. Оказывается, он уже сидел на своем месте за общим столом, и три пары внимательных глаз с тревогой за ним наблюдали. Все были в сборе. И отдел «Т.О.Р.» уже привык, что если уж Князь хмурится, то это неспроста. Четыре месяца активной совместной работы не прошли даром.
— Что-то случилось? — выразила общий вопрос словами Марина.
— Нет-нет, — улыбнулся Краснов. Он не мог не улыбаться Марине — отчего-то это получалось само собой. — Еще ничего не случилось. Что-то надвигается, большое и совсем дрянное, но что именно — пока неизвестно. Давайте пока планерку в штатном режиме, наше нас не минует.
— Хорошо, — бесстрастно кивнул Горячев, водружая на нос маленькие «лекторские» очки для чтения. — Все в сборе, давайте начинать. Итак, сразу могу сказать — новых дел нам не подкидывали, поэтому никаких уплотнительных мероприятий не предвидится.
— Ура, товарищи! — тут же отреагировал Скрипка. На нем расследований висело больше всех — аж четыре. Это был его фирменный стиль работы — набрать кучу дел, неделями напролет пребывать в видимом бездействии, на утренних планерках виновато разводить руками — и вдруг за пару дней раскрыть всё сразу. Он называл это «поймать волну».
— Архивное управление не беспокоило, коллеги из других ведомств тоже не проявлялись, — забубнил Горячев, одну за другой просматривая бумаги, лежавшие перед ним. — Разве что Тимур Кочетов из уголовки персонально благодарит Алю Сочину за помощь в «колумбийском деле» и просит передать какую-то информацию. Запомнить этот набор слов я не смог, поэтому записал. Итак: «Аля, рамзат карра клах смален плай!» Уж не знаю, что это значит.
— Это значит, что Тимур очень благодарен Але еще и за помощь на личном фронте, — буркнул Краснов. — Это если цензурно.