Два романа — «Наставники» и «Дело» — вводят нас в атмосферу университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами. Студенческой среды в этих романах мы, по существу, не видим — персонажами первого и второго планов являются учителя, руководители колледжа, бывшие его воспитанники и наставники, по традиции не теряющие связи со своей «alma mater» (к их числу принадлежит и сам Люис Эллиот).
Событие, вокруг которого развертывается действие в «Наставниках», — подготовка к выборам нового ректора. Запутанное переплетение человеческих самолюбий и честолюбий, острые конфликты между ними, предвыборные интриги, яростная закулисная борьба за власть, развертывающаяся в старинных залах и комнатах древнего университета, составление и пересоставление всевозможных комбинаций в кругу небольшой группы ученых-руководителей, которым предстоит выбрать нового ректора, — таково содержание этой книги.
Еще более острый конфликт, насыщенный такой же борьбой и такими же интригами, к тому же осложненными чисто политическими мотивами, составляет содержание романа «Дело».
Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться ссылкой на то, что он некритически использовал фотографию, переданную ему его недавно умершим учителем, видным ученым-профессором Пелэретом, только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета — создается впечатление, что он хочет выйти сухим из воды, очернив своего покойного наставника, научная репутация которого всегда считалась безупречной. Дело Дональда Говарда кажется всем предельно ясным и не заслуживающим дальнейшей траты времени.
И вдруг один из ученых колледжа — Джулиан Скэффингтон — в очередной партии тетрадей из наследства Пелэрета, пересылаемого постепенно в университет душеприказчиками покойного, находит подпись к одной из фотографий, косвенно свидетельствующую о правоте Говарда, о том, что он, возможно, и в самом деле был введен в заблуждение Пелэретом. Но самой фотографии (она, без сомнения, реабилитировала бы Говарда) в тетради нет — она вырвана кем-то. Впрочем, уже одна подпись к ней дает право пересмотреть дело Говарда.
Вокруг этого вопроса начинается острая борьба. Одни — в том числе Скэффингтон, сам Люис Эллиот и его брат Мартин — преподаватель колледжа, а затем и присоединившийся к ним видный и влиятельный ученый Фрэнсис Гетлиф — требуют пересмотра дела Говарда и восстановления справедливости. Другие — проректор Артур Браун, казначей Найтингэйл, преподаватель Г.-С. Кларк — выступают решительно против пересмотра, стремясь любой ценой защитить «честь колледжа» и боясь, чтобы слухи об этом деле не просочились за стены университета, повредив его репутации. Все это осложняется запутанными комбинациями предстоящей предвыборной борьбы, так как вскоре должны состояться выборы нового ректора и кандидатами на этот пост являются Гетлиф и Браун.
Но главное те в этом. Борьба вокруг дела о подлоге становится особенно острой из-за самой личности Говарда — из-за его политических взглядов и его характера. Дело в том, что Дональд Говард в среде преподавателей университета всегда был белой вороной — он «красный». К тому же он человек своеобразного и нелегкого характера, он резок, прямолинеен, несколько угрюм, жестко несгибаем в своих принципах и вдобавок относится к своим бывшим коллегам с явной враждебностью, с недоверием и изрядной долей презрения.
Враждебность вполне обоюдна. Противники Говарда — закоренелые консерваторы, такие как Найтингэйл, Г.-С. Кларк, бешено ненавидят его и готовы на все, лишь бы не допустить пересмотра дела и возвращения этого человека в университет. Но даже сторонники Говарда — и оба брата Эллиот, и аристократический Скэффингтон, и Фрэнсис Гетлиф — все они считают его неприятнейшей, несносной личностью, и лишь желание во что бы то ни стало восстановить справедливость заставляет их бороться за этого глубоко чуждого и антипатичного им человека.