Мартин сказал это просто. Скэффингтон покраснел. Высокомерие на миг слетело с него: он не привык, чтобы ему в глаза высказывали то, что о нем думают, как привыкли к тому мы с Мартином и наши друзья.
— Выкладывайте — какие такие качества?
— Упрямство, — ответил Мартин. — В том, что вы им обладаете, кажется, сходимся мы все.
Айрин расхохоталась, словно обрадовавшись предлогу разрядить напряженную атмосферу.
— Терпение, — продолжал Мартин. — Как у вас этот счет?
Скэффингтон застенчиво улыбнулся.
— Умение убеждать, — сказал Мартин. — Вот здесь у вас могут появиться неожиданные даже для вас возможности. И, наконец, — боюсь, что без этого никак не обойтись, — известная ловкость. Не уверен, что вам это придется по душе, не уверен, что это придется по душе Маргарет, но никуда не денешься — очистить от подозрений Говарда без сложной закулисной игры невозможно.
— По всей вероятности, вы знаете об этом больше моего…
— Больше, Джулиан…
Мартин продолжал тщательно разъяснять:
— Эта история расколет весь колледж сверху донизу на два лагеря. Каждый, кому приходилось иметь дело с таким вот обществом, прекрасно знает это. Люис знает не хуже моего. В результате здесь создастся невыносимая обстановка, и вдобавок кое-кому из нас все это, несомненно, повредит. Есть и еще одно обстоятельство, о котором я хочу вам сказать. Я не буду спокоен, если не скажу вам о нем ясно и определенно, прежде чем вы решитесь очертя голову взяться за это дело. Если вы за него возьметесь, вы должны быть готовы к тому, что без последствий для вас лично это не пройдет. Вы непременно привлечете к себе внимание. Вам непременно придется говорить вещи, которые далеко не всем будут по вкусу. Вероятнее всего, вы сильно себе напортите… Да что тут миндальничать! Я знаю, вы хотите, чтобы ваше членство было возобновлено, после того как истечет его срок. Я знаю, вам хотелось бы прочно обосноваться здесь. Я тоже хотел бы этого. Но если вы окажетесь чересчур назойливым, на репутации Скэффингтона появится пятно. Я не хочу сказать, что они сделают что-нибудь вопиюще несправедливое или, во всяком случае, несправедливое с их точки зрения. Будь вы Рутерфордом, или Блэкеттом, или Рэби, или Дж.-И. Тэйлором, вас оставили бы в членах совета, даже если бы вы каждый божий день хамили ректору. Но большинству из нас далеко до них. В отношении почти каждого из нас всегда можно задать в той или иной степени оправданный вопрос: а так ли уж он незаменим? И вот тут-то, если на вашей репутации появилось пятно, им может прийти в голову мысль — и кто станет их за это судить, — что, может быть, вместо того чтобы продлевать срок вашего членства, лучше предоставить шанс кому-нибудь другому. Точно так же им может прийти в голову — и не без основания, — что найдется с десяток людей, из которых получится такой же, а может, даже и лучший, проректор, чем я. Поэтому, если они будут иметь что-то против нас с вами, все это кончится тем, что Скэффингтону придется покинуть колледж, а Эллиоту оставить мысль о продвижении.
— Какая же из всего этого следует мораль? — спросил Скэффингтон.
— Просто я хочу, чтобы вы знали. В тех случаях, когда я сам иду на какой-нибудь риск, я люблю заранее взвесить все за и против.
— Вы что, серьезно думаете, что какое-нибудь из этих соображений может удержать меня? — Скэффингтон снова покраснел и посмотрел на Мартина с плохо скрытым презрением.
— Нет, этого я не думал.
— Значит, вы все-таки хотите по уши залезть в эту историю? — спросила Скэффингтона Айрин.
— Что ж, по-вашему, я еще могу сделать?
Внезапно она повернулась к мужу и спросила:
— А ты?
Мартин ответил не задумываясь:
— Ну что же мне остается? Придется помогать ему, насколько это в моих силах.
— Я так и знала! Я так и знала! — закричала Айрин с радостной укоризной, сразу помолодевшая от мысли, что он собирается выкинуть что-то смелое.
Из всех нас действительно поражен был один только Скэффингтон. Он сидел, чуть приоткрыв рот, и я невольно подумал — интересно, помнит ли Мартин, что наша мать определяла такое выражение лица словом «очумелый»? На мгновение мне даже показалось, что Скэффингтон нисколько не рад тому, что у него появился союзник. Лицо его приняло обиженно-недовольное выражение, как будто Мартин поставил его в дурацкое положение. Ему нравился Мартин, а он считал, что, раз человек ему нравится, он должен поступать так же, как и он сам, — просто и благородно. Скэффингтона смущали отсутствие в Мартине прямоты, его все более укоренявшаяся с годами привычка скрывать свои истинные чувства.