И насчет выдержки шефа – еще большой вопрос. Много лет назад этот «выдержанный» человек основательно ударился в запой, потому что его девочка, его малышка резко сменила курс и предпочла более перспективного парня. Закинув Тучкову на плечи нежные, полноватые руки, блондинка регулярно сообщала ему своим низким бархатным голосом, что бывший поклонник каждый вечер подкарауливает ее в подъезде, пьяный, в соплях, с галстуком, съехавшим набок, и умоляет ее вернуться. Иногда стоит на коленях. Плачет. И всегда добавляла, что в такие минуты он вызывает у нее отвращение. Угомонился он, только когда наученная Тучковым блондинка пригрозила накатать заявление в милицию. Она тогда делала все, что велел Тучков, смотрела на него с обожанием: вообразила, идиотка несчастная, что после окончания института он поднатужится, сделает карьеру и годика через два-три завалит ее мехами и бриллиантами…
А еще в то утро Тучкову очень хотелось выпить, и это мучительное желание делало его раздражительным и агрессивным. Все выводило его из себя: и просторный кабинет шефа, и его элегантный костюм, и снисходительный тон. Шеф обращался к нему на «ты», но по имени-отчеству, как не обращаются к старым приятелям наедине, разговаривал сухим, официальным языком, подчеркивая, что отношения между ними сугубо деловые, и что в этих отношениях у Егора Ивановича унизительная, подчиненная роль. Тучков давно подозревал, что вот для таких-то моментов его и пригласили сюда работать три года назад, чтобы прикрываясь должностной субординацией, унижать его, тешить некогда пострадавшее самолюбие.
Вальяжно развалившись на стуле и предусмотрительно спрятав подрагивающие руки в карманах белого халата, Егор Иванович дерзко сказал: «В чем проблема, Дима?» – отмечая, как поморщилось лицо шефа от такой фамильярности. – Нужно быть терпимее к окружающим. У каждого есть свои маленькие слабости. Я пью, ты хочешь трахнуть мою жену. Все мы не ангелы». Тут Егор Иванович нагло улыбнулся и подмигнул шефу, желая показать, что не только не считает его своим благодетелем, но и отлично понимает причину такой придирчивости. Он рассчитывал, что шеф обалдеет от такой откровенности, захлопает глазами: «Да ты что, Егор! Откуда такие мысли? Столько лет прошло… Я уже не помню, как она выглядит…» Егор Иванович любил смущать собеседников, ловить на лицах растерянность, смятение… Водилась за ним такая слабость.
Напрасно он так сказал. И подмигнул тоже зря.
Шеф действительно сперва обомлел, а потом произошло то, чего никогда прежде не бывало: резко перегнувшись через стол, он схватил Тучкова за отвороты халата, приподнял над стулом и хорошенько тряхнул, так что медицинская шапочка на голове Егора Ивановича съехала на затылок. Дмитрий Николаевич приблизил к нему свое перекошенное от злости лицо, и Тучков окунулся в ароматное облачко одеколона, которым шеф пользовался каждое утро после бритья.
– Завязывай с пьянкой или пиши заявление об уходе, говнюк! – Заметив, что Тучков сжался и даже зажмурил глаза от страха, Дмитрий Николаевич брезгливо швырнул его обратно на стул.