Господи, кажется она действительно так считает. Возможно.
– Почему мы все время ругаемся, Эймос?
Он пожал плечами:
– Мы не все время ругаемся.
– Да ведь мы не ссоримся, только когда спим. Эймос смотрел на жену. Она была в своем роде так же привлекательна, как любая красивая женщина. Часть красоты составляли волосы – такие светлые, почти платиновые, просто чудесные, когда она не позволяет разным психам портить себе прическу. Кожа тоже очень светлая, зеленые глаза, и она всегда одевается так, чтобы их оттенить. Она еще не переоделась, на ней было светло-зеленое шелковое платье, которое она надевала утром, оно прекрасно гармонировало с цветом глаз. Довольно плоская грудь, да и сзади не за что было ухватиться, но это его никогда не отталкивало, хотя, будучи холостым, считал, что возьмет в жены задастую, грудастую секс-бомбу, только такой красотке позволит себя поймать в сети.
– Эймос?
– Я здесь.
– Давай не будем больше ссориться.
– Согласен.
Она кивнула и отошла к окну. Постояла, глядя на Кэдоган-Плэйс, потом, не оборачиваясь, сказала:
– Прости меня за метро.
– Метро?
– Ну, помнишь, когда мы вышли из отеля сегодня утром.
– А что тогда случилось, я не помню.
– Ты не помнишь? Ну ты еще хотел поехать на метро, а я тебя обрезала.
– И как ты это сделала? – Эймос прислонился спиной к двери, все еще чувствуя настороженность.
Она обернулась:
– Я велела швейцару подогнать такси. А знаешь, почему я вела себя как стерва? Потому что была расстроена, прическа казалась безобразной, выгляжу я совершенно нелепо, а ты… Только не отрицай, Эймос.
– Но я не произнес ни слова.
– Ведь я купила это платье специально для поездки в собор и надела его первый раз, а ты… даже не заметил.
– Заметил. И подумал, что тебе очень идет.
– Но ты мог хотя бы намекнуть.
– Я думал, где сделать пересадку – на Пиккадилли или на Олборне.
– Вот в чем наша проблема, Эймос. Мы еще не сядем в поезд, а думаем о пересадках, еще до того, как поезд отъедет.
И вдруг неожиданно начала беззвучно плакать. Они встретились на середине комнаты.
– Что на этот раз я сделал?
Она прильнула к нему, как будто ища защиты.
– Я ненавижу себя за то, что бываю такой дрянью. Слышу себя и сразу вспоминаю мать и как она непременно должна выиграть, победить всех. Каждый раз, когда я так поступаю, это она во мне говорит, и ты должен ее остановить, Эймос. Я так и вижу, как она одобрительно кивает головой: «Молодец, моя дочь, так и надо, детка».
– Как ты можешь говорить такие ужасные вещи о такой прекрасной особе, как твоя мамочка?
Лайла невольно рассмеялась.
– Я не могу, когда ты смеешься и плачешь одновременно. Выбери что-нибудь одно.
– Выбираю тебя. – И обняла его так крепко, что он забеспокоился о своей спине.
«Вот она, – подумал он, – моя девушка, на которой я женился! Она вернулась ко мне, она здесь, люди!»
Не размыкая объятий, они придвинулись к кровати, на которую, придерживая Лайлу, он осторожно опустился вместе с ней, она поцеловала его страстно, проталкивая язык, а его руки скользнули вниз к ее груди, и он начал поглаживать, массировать, и Лайла его не останавливала, хотя не любила, когда он так делает, наверно, из-за того, что считала свою грудь маленькой и стеснялась, но сейчас все было хорошо, просто великолепно, судя по ее реакции и движениям языка, и он начал думать, где расстегивается новое платье, застегнуто оно на молнию или пуговицы сбоку, решил, что молния находится сзади… Вдруг ему послышался какой-то звук из соседней комнаты. Вероятно, Лайла тоже услышала, потому что быстро отстранилась и машинально поправила свои растрепавшиеся светлые волосы.
– Ты слышал? Что это?
– Ну уж это слишком! Послушай, а нельзя дать ей пять центов и отправить в кино?
Лайла покачала головой.
– Дело дрянь, – пробормотал Эймос.
Она приложила палец к его губам.
– Можем притвориться, что тоже легли отдохнуть, – мягко сказала она, – по крайней мере тогда мы можем хотя бы обнимать друг друга под простыней, встань-ка на секунду. – И когда он встал, быстро сняла покрывало с кровати, откинула одеяло, потом, подбежав к окну, торопливо опустила шторы. Они молча быстро разделись до нижнего белья, Лайла скользнула в постель, Эймос последовал за ней и, когда одеяло надежно их укрыло, снова начал ласкать ее грудь.
– Она теперь проснулась окончательно, – прошептала Лайла, – перестань, надо быть настороже.
Эймос кивнул и перестал.
– Не отпускай меня, прошу, – быстро сказала она, – пожалуйста.