— Что ж, вскоре увидим: ждать осталось немного, — сказал я. — Опять-таки строго между нами: неужели вы считаете более вероятным, что мисс Уайд сумела убедить Себастьяна признаться в преступлении, которого тот никогда не совершал, чем то, что ей удастся убедить вас в невиновности вашего подзащитного?
Юрист любовно огладил мундштук своей трубки.
— Ты поразительно точно высказался, молодой человек. Дело обстоит именно так. Все свидетельства, фигурировавшие в деле нашего бедного друга, выставляли его, к сожалению, в абсолютно черном свете. Потребуется, знаешь ли, очень и очень многое, чтобы заставить меня пересмотреть этот вывод…
— Но, конечно, признание…
— Ах да, разумеется, признание… Ну, в общем, позволь мне сперва услышать это признание, а затем уже судить, хорошо?
Как раз на этих его словах Хильда вошла в гостиничный номер, где происходил наш разговор.
— С этим не возникнет никаких проблем, мистер Мэйфилд. И когда вы услышите его, думаю, вам придется устыдиться того, как скверно вы думали о своем подзащитном.
— О, мисс Беннерман, пожалуйста, отнеситесь к моей позиции без предубеждения! — Похоже, адвокат все-таки был несколько смущен. — Я позволил себе такие высказывания лишь потому, что знаю: за пределы этой комнаты они не выйдут. Что до моей профессиональной позиции, то во всех своих выступлениях, и для суда, и для прессы, я всегда настаивал на невиновности вашего отца.
Это объяснение было, безусловно, абсолютно корректным юридически, но такая корректность не для женского сердца.
— Он и был невиновен, — ответила Хильда, гневно нахмурив брови. — Зная моего отца, вы могли бы в это просто поверить, а являясь его адвокатом, должны были доказать. Ничего этого вы не сделали. Но если вы сейчас пойдете со мной — убедитесь, что я сделала и то и другое.
Мэйфилд посмотрел на меня — и украдкой пожал полными плечами. Мы последовали к двери за Хильдой.
В комнате больного уже ждали другие свидетели, из которых я не был знаком только с высоким джентльменом суховато-строгой внешности, который оказался доктором Блейком Кроуфордом, коллегой Себастьяна по тому из исследований, которое вчера упоминала Хильда.
Двух остальных я уже видел: это были присяжный уполномоченный и доктор Мэйби из здешней больницы, невысокий, подвижный и при упоминании имени Себастьяна пришедший в почти священный трепет — он явно и помыслить не мог, что судьба когда-либо сведет его со столь великим ученым.
Все трое расположились у изножья кровати. Мы с Мэйфилдом тоже встали там. Хильда подошла к изголовью, поправила подушку и поднесла к губам больного маленькую рюмку бренди.
— Сейчас! — сказала она.
Умирающий сделал глоток. Бренди — отличный стимулятор в таких случаях: мраморно-бледные щеки Себастьяна почти сразу же слегка порозовели, взгляд сконцентрировался, вновь обретая глубину.
— Замечательная девушка, джентльмены, — произнес старый профессор. — Да, в высшей степени необычная девушка… Всю жизнь я гордился собственной силой воли, небезосновательно полагая, что по этому параметру мне нет равных на Британских островах; и, честно скажу, у меня не было повода в этом усомниться. Но за этой юной леди я готов признать если не превосходство, то, по крайней мере, равенство. А кое в чем она действительно меня превзошла. Она считала, что мне следует сопроводить свой уход некими совершенно определенными действиями. Я склонялся к совершенно иной схеме. Вы здесь, джентльмены — из чего следует, что был принят ее вариант.
Он глубоко вздохнул. Хильда снова поднесла к его губам крошечную порцию бренди.
— …Итак, я выполняю ее просьбу — по своей воле, джентльмены, и твердо веря: это самое лучшее, что я могу сейчас сделать, — продолжал Себастьян. — Надеюсь, Мэйзи, что ты простишь мне всю ту боль, которую я тебе причинил, если я скажу: на самом-то деле я уже мертв. Я умер этим утром — и ни ты, ни Камберледж этого не заметили. Только ценой чрезвычайного напряжения, уже фактически посмертного, я еще продолжаю оставаться с вами, удерживая от разрыва те связи, которые соединяют дух и тело. Только для того, чтобы выполнить данное тебе обещание, Мэйзи… Это напряжение, кстати, весьма болезненно — и я буду очень рад, когда просьба Мэйзи будет исполнена. Я жажду покоя. Не заставляйте меня ждать, джентльмены. Сейчас без четверти семь. Очень надеюсь, что смогу отправиться в путь уже в восьмом часу.