У Райко кружилась голова от такого потока сведений.
— Но зачем убивать девушек из дома тюнагона? — спросил он, теряясь.
— Да откуда же мне знать, — изумился господин Хиромаса. — Возможно, господина тюнагона хотят запугать, чтобы он не мешал интригам Левого министра… Или ему мстят за какие-то старые дела. Говорят же при дворе, что государя терзает мстительный дух главы податного ведомства — так отчего бы еще какому-нибудь знатному мертвецу не ополчиться на господина тюнагона? Возможно, человек или нечеловек, стоящий за этими убийствами, ненавидит всех северных Фудзивара — но добраться до господ Великого и Правого министра не в его силах. Однако очень может статься, что я ошибаюсь, и разговоры об отречении государя просто совпали с этими смертями. Случайность и ничего более. У господина Канэиэ хватает врагов. Например, будь я родственником его второй супруги, я бы затаил на него сильную обиду…
— Этот воин в придворных делах невежествен, — Райко склонил голову. — Ваша помощь просто неоценима, но едва ли сей человек удостоится чести прибегать к ней каждый день.
Господин Хиромаса помолчал, а потом, не понижая голоса, внезапно спросил:
— У вас есть веер, господин Ёримицу?
— В такой холод? — удивился Райко.
— Веер нужен не только в жару. Он человеку, хоть сколько-нибудь утонченному, совершенно необходим в любую погоду. На веере можно изящным образом подать письмо или цветок, или еще какую-нибудь мелочь подобного же рода. Веером можно укрыть лицо, которое выдает чувства, не приличествующие моменту… Или напротив — приличествующих моменту чувств показать не способно… На веере можно послание написать… кстати, что за веер показывала вам та юная прислужница?
— О… — Райко уже и думать забыл о девочке. — Там были какие-то стихи… Что-то про имя птицы на ветке, припорошенной снегом. Меня попросили их закончить — но мысли были заняты другим, и…
— Понимаю, — медленно кивнул господин Хиромаса. — И вы, стало быть, так и ответили ей — вам-де недосуг, вы закончить песню не можете?
— Признаться неловко, но что-то в этом духе я и сказал, — усмехнулся Райко.
— Ах, какая оплошность! — господин Хиромаса даже щелкнул языком. — А ведь отец вашей матушки прославленным поэтом изволил быть. Неужели от нее вы не получили должного наставления в искусстве песни?
— Если бы дела мои обстояли немного иначе — я бы с охотой принял участие в забаве, но…
— Ни слова более, друг мой. Вы сегодня серьезно испортили свою репутацию. Сколько ваш почтенный батюшка отдал за вашу должность?
Райко опустил глаза. Когда же придет конец этим унижениям?
— Восемь тысяч кан серебра, — прошептал он.
— Полно, господин Ёримицу. Не вам нужно стыдиться — а тем, кто при назначении на должность требует удобрения для своей пазухи. Однако восемь тысяч кан — стоимость хорошей усадьбы. А вы делаете все, чтобы эта жертва отца была напрасной.