Разумеется, ничего не знала об этом событии и японская общественность. Строгая цензура, установленная над прессой и радио, запрещала в какой-либо форме упоминать о «деле доктора Зорге».
Последовавшая вскоре после ареста Рихарда Зорге отставка премьер-министра была официально мотивирована «пошатнувшимся здоровьем» принца. Хотя такое объяснение прозвучало слишком неубедительно, все же известная доля правды в нем была. Самоубийство ближайшего советника настолько потрясло принца Йоситомо, что он вынужден был навсегда уйти с политической арены1.
Посол Тратт, который не мог отрицать р не отрицал, что Зорге был одним из его ближайших друзей, полностью выключился из общественной жизни, и все со дня на день ожидали, что его отзовут в Берлин.
Убедившись, что Одзаки сознательно избегает встречи с ним в служебном кабинете и каждый раз поручает своим сотрудникам говорить, что его нет на месте, Равенсбург решил в следующее же воскресенье поехать к нему В Омори, пригород Токио, где находился частный дом генерала. И хотя он отлично понимал, что подобный шаг несовместим с японскими обычаями, он пошел на это: другого выбора не было.
Когда Равенсбург подъехал к дому, генерал находился в саду и не принять незваного гостя просто не мог.
После поражения Японии американская военная полиция хотела арестовать принца как военного преступника, но он также покончил жизнь самоубийством. {Прим. авт.)
257
— Нарушая добрые традиции вашей страны, господин генерал, и без приглашения появляясь в вашем доме, — извиняющимся тоном начал Равенсбург, — я тем не менее хотел бы надеяться, что вы по-человечески поймете причины, вынудившие меня преступить рамки установившихся условностей.
Одзаки, на котором сейчас была не строгая военная форма, а домашнее кимоно, отложил садовые ножницы и сделал жест, который можно было понять как «добро пожаловать».
— Напрасно вы думаете, Равенсбург-сан, что ваш приход слишком удивил меня, — ответил генерал. — Я знал, что вы не отступитесь. Прошу вас… Проходите в дом, сейчас жена угостит нас чаем.
Равенсбург вежливо отказался от приглашения Одзаки и попросил его побеседовать в саду.
По всему было видно, что генерал тоже предпочитал разговаривать без свидетелей.
— Тогда пойдемте к огню, иначе вы простудитесь.
Из листвы и старых веток они соорудили костер, который, дымя и потрескивая, быстро разгорелся. Одзаки предложил своему гостю сесть на пенек, а сам, придвинувшись вплотную к огню, опустился на корточки и стал подкладывать в костер сухие ветки.
— Я знаю, Равенсбург-сан, с каким вопросом вы пришли ко мне…
— Но тогда почему же вы, Одзаки-сан, до сих пор не ответили мне на него?
Генерал бросил в костер большую ветку, и вверх поднялся вихрь искр.
— Задавать вопросы обычно легче, чем отвечать на них… Но, пожалуй, еще труднее слушать ответы…
— Если она больна или даже… Одзаки отрицательно покачал головой.
— Нет. Это не так просто, Равенсбург-сан… Дело значительно сложнее, чем вам кажется…
— Умоляю вас, господин генерал, объясните мне наконец, что случилось! Неужели вы не понимаете, как эта неизвестность…
— Понимаю, понимаю, Равенсбург-сан, — подклады-вая в костер ветки, ответил Одзаки. — По меньшей мере многое… Хотя наши чувства к женщинам совсем не одинаковы. Прежде всего…
Он оборвал начатую фразу, ожидая, что Равенсбург попросит продолжать. Но тот молчал.
258
— Прежде всего, — после небольшой паузы снова Мачал Одзаки, — вы должны понять, что наши японки чувствуют иначе, чем женщины у вас на родине. Любовь Японки — чувство, совершенно отличное от того, что испытывает женщина вашей страны.
Не понимая, куда Одзаки клонит разговор, немец возразил:
— Но ведь это не так. Вся японская литература полна описаний преданной любви ваших женщин… В каждом романе, в каждой пьесе говорится о женщинах, готовых пожертвовать ради любимого мужчины всем, даже собственной жизнью!
— Да, это конечно, так, — кивая, подтвердил Одзаки, — но любовь японки находит свое высшее выражение в беззаветной преданности любимому человеку, в жертвовании, то есть в отречении.
Это до глубины души потрясло и испугало Равенсбурга.
Она хочет отречься? Но почему? Ведь для этого нет абсолютно никаких причин!
Генерал поднялся и прямо посмотрел Равенсбургу в глаза.
— Равенсбург-сан, баронесса Номура решила отказаться от будущей жизни с вами, потому что принадлежала другому.