В начале июля тронулись, наконец. По закону подлости, едва эта масса людей и техники зашевелилась, выползла из кустов, из-под деревьев и маскировочных сетей, растянулась колоннами по ведущим на запад дорогам, как начались дожди. Если бы не листья на деревьях, то Вова испытал дежа вю. Мало того, в прошлый раз хоть авиация немецкая не доставала, а в этот…
Впереди уже блеснула лента очередной речушки.
— Воздух!
Как всегда, не вовремя и укрыться негде. Вова ударил по тормозам и выпрыгнул из кабины. В нос ударил противный сладковатый запах, как в морге, но сейчас было не до того. Хотел было нырнуть под утыканный ветками, напоминающий огромный куст грузовик, но вспомнив судьбу Степаныча, плюхнулся в кювет. Хотя, от прямого попадания, конечно, не спасет, тем более, что рядом три тонны солярки в кузове.
Слабенько и неубедительно затявкали зенитки. Бомбы легли недалеко, но и не близко, так, средне, но по ушам шибануло здорово, в носу запершило от сгоревшего тротила. Впереди что-то горело чадным соляровым пламенем. Убедившись, что налет закончился, Вова выбрался на дорогу. Первым делом убедился, что в машине новых дырок не прибавилось и бочки в кузове не текут. Но что, мать его, так противно воняет.
— Поехали!
Объехав стороной горящий «студебеккер», к счастью не из их роты, подъехали к броду. С двух сторон коридор из разбитой техники, немецкой и нашей. И трупы. Десятки раздувшихся конских трупов на берегу и в воде. По мере приближения, вонь от разложения усиливалась, настырно лезла в кабину, несмотря на закрытые стекла. Хорошо хоть дожди и не так жарко, а то бы точно стошнило. Удачно проскочив брод, и выбравшись на правый берег, Вова торопливо опустил стекло и жадно хватанул ртом чистого воздуха.
Армия сунулась во Львов, но убедившись, что немцы намерены город удерживать, пошла в обход с севера. Плечо снабжения все росло и росло, доросло до двухсот километров, мартовский кошмар начал повторяться. Но тут крупно повело, в одном городишке немцы бросили большие склады горючего. Да что там большие, огромные склады, целой танковой армии на несколько суток хватило. Танки ворвались в городок так неожиданно, что стремительно разбегающиеся фрицы даже поджечь ничего не успели.
После такого успеха, их корпус развернули на девяносто градусов и опять двинули на Львов, только уже с запада. Танкисты говорили, что им приходилось наступать на запад, на север, на юг, но вот на восток они идут впервые, непривычно как-то. В конце июля город взяли, Вове тоже пришлось побывать в городе сразу после освобождения, следов недавних боев на улицах было предостаточно.
Их колонна остановилась на площади возле рынка, застроенной небольшими трех и четырехэтажными домами. На первом этаже какая-нибудь лавка, верхние — жилые. В центре площади — сам рынок. Шоферы выбрались из кабин, чтобы немного размяться. Ротный достал флягу со спиртом глотнул прямо из горла. Тут-то все и заметили, что с Кальманом происходит что-то не то, чуть не плачет человек.
— Что с тобой, Аркадий Львович? Часом не заболел?
— Нет, не заболел.
Капитан с третьей попытки не смог зажечь спичку, бросил, достал новую, наконец, закурил.
— В сорок первом мы семьи комсостава эвакуировали. Целый день ехали по проселочным дорогам, приехали во Львов, на этой же площади остановились. С чердаков по нам стреляют, дети плачут… Просили у местных воды для детей, никто не дал, только зубы скалили — конец вам. А вот хрен им!
Ротный швырнул недокуренную папиросу на землю.
— Гоните всех с окрестных домов сюда!
Хоть и видели, что капитан малость не в себе, но возразить никто не осмелился, пошли по домам. Вова стукнул в первую попавшуюся дверь прикладом ППШ.
— Эй, выходи, кто есть.
Тишина. Пришлось еще пару раз грохнуть по двери, прежде, чем лязгнул запор. В темной щели появилось бледное лицо пожилого местного дядьки.
— Що ви хочете?