— Ваша милость — человек, не машина, — сказал он. «И, надеюсь, действительно урождённая графиня Тленикс. Хотя версию подмены двойником я тоже проверю при возможности». — Надо полагать, вас похитили ради каких-то экспериментов с мозгом. Потеря памяти могла быть побочным эффектом, но могла быть и целью. Я постараюсь выяснить, хотя это будет непросто.
— Вы догадываетесь, кто мог сделать это со мной?
— Пока трудно сказать. Медицинская наука в наше время… делает большие успехи. Иногда медики похищают для опытов не только трупы, но и живых людей. Но это всегда какие-нибудь бродяги, пропащие люди, которых никто не хватится. Маловероятно, что кто-то рискнул бы выкрадывать графиню. Кому-то понадобились именно вы. Именно ваш мозг.
Севенна кивнула, и Гренцлина обдало холодом ужасной догадки.
— Ваша милость, могу я спросить, почему вы решили утаить этот разговор от мужа?
— Можете, конечно. Но странно, что вы сами не догадались. Или это был риторический вопрос? Я не очень хорошо различаю такие вещи.
— Скорее риторический. Спрошу прямо: вы подозреваете, что за похищением может стоять… господин барон?
— Да, ведь он явно выиграл, не так ли? — Незабудковые глаза баронессы смотрели по-прежнему ангельски невинно. — Он никогда не получил бы меня в жёны, если бы я не стала такой. И он страстный человек, — сказала она убеждённо. — Способный ради любви пойти на преступление.
Гренцлин закусил губу.
— Это только догадки, ваша милость? — спокойно спросил он. — Или вы знаете что-то определённое?
— Только догадки.
— Тогда эта версия маловероятна. Потому что вы не единственная жертва.
— Вот как? И кто же другая? Или другие?
— Некая дуэнья Зорренэй, из мелких дворян с севера, точно так же была похищена, и примерно в одно время с вами. Её тоже нашли без памяти, тоже с обритой головой и шрамом. Этой несчастной не так повезло, как вам… но не будем отвлекаться. Согласитесь, что его милость вряд ли мог иметь отношение и к тому злодейству, и к этому.
— Да, действительно, — сказала Севенна как будто с лёгким разочарованием. — Так по-вашему, всё это дело рук медиков?
— Вряд ли обычных медиков. Извлечение воспоминаний из живого мозга лежит далеко за пределами их возможностей, насколько я знаю. Алмеханики, может быть. Или арродисты.
— Алмеханики меня искали своими машинами.
— И не нашли. А это серьёзное свидетельство против них. Если бы хотели найти, то, скорее всего, нашли бы.
Где-то вдалеке проревела сигнальная трембита. Севенна глянула на дверь.
— Господин барон возвращается. Мне пора. Давайте встретимся завтра здесь же, в это же время, и вы расскажете всё, что успеете выяснить. — Она встала.
— Разумеется, ваша милость.
— Но я должна вам ответную услугу.
— Ваша милость! Вы ничего, ничего мне не должны!
Севенна покачала головой.
— Это неправильно. Вот моя услуга: я скажу кое-что важное для вашего расследования. То, что господин барон запретил мне говорить. — Она снова покосилась на дверь.
Гренцлин насторожился.
— Клянусь, никто об этом не узнает, ваша милость.
— Конечно, неправильно с моей стороны нарушать запрет. Но вы, пожалуйста, пообещайте, что не употребите во вред моему мужу то, что я скажу. Даже если потребует закон. Да, это будет неправильно с вашей стороны, но пусть будет неправильность в обмен на неправильность. Если мои показания опасны для барона, просто сделайте вид, что забыли их, хорошо? Притворимся, что я вам ничего не говорила.
Гренцлин вздохнул. «Как можно быть такой умной и такой наивной?»
— Обещаю и клянусь Богом, ваша милость, что не употреблю ваши показания в ущерб господину барону.
— Тогда слушайте: господин барон знает человека, убитого в башне. Не Арродеса, а второго. Того, зарезанного на верхнем этаже.
— Кто же он?
— Его звали Реммер. Это всё, что мне известно. Он бывал у нас в замке той осенью, и они с господином бароном о чём-то беседовали за закрытыми дверями.
— Вы знаете о чём?
— Нет. Я не подслушивала, ведь это было бы совсем неправильно. И господин барон ничего мне не рассказал. Но я заметила, что после того разговора он был радостнее обычного…