- Не хочу я в госпиталь. - негромко произнес Рубцов. - Тут остался месяц какой-то до увольнения… Я уж лучше здесь побуду, в роте.
Такой патриотизм нас конечно немного порадовал, но нужно было все-таки принимать какие-то меры.
- А ты в сапогах или в ботинках тут ходишь? - осведомился я, желая узнать побольше об этом солдате.
- Сапоги надеваю. На двое зимних портянок, да еще с шерстяными и простыми носками. - последовал подробный ответ.
Я понимающе вздохнул и предложил ему свой опыт.
- У меня тоже ноги застужены. Так я здесь в Грозном зимой ходил постоянно в армейских валенках. Они тепло очень хорошо держат и сырости не чувствуется. И ты так сделай! Разыщи в палатке обувку почище и топай здесь, сколько душе угодно.
- Если кто спросит, скажешь, что сам командир роты разрешил ношение армейских валенок. - подытожил Пуданов. - Мне не жалко, сколько ты тут просидишь у печки… Но если спрашивать порядок, то со всех и без исключений.
- Товарищ майор, да я не просто так… Я же по ночам топлю их… Помогаю наряду… - произнес в свою защиту Рубцов. - Я же… Если бы мог.
- Ну ладно!- неожиданно сдался командир роты. - На занятия и в наряды ты не ходишь! Но чтобы сюда тебе хавчик не носили в котелках! На утренний развод и на каждый прием пищи выдвигаешься вместе со всеми. Понял? Надеваешь валенки и в конце строя потихоньку телепаешь. И здесь в палатке поддерживаешь чистоту и порядок, а в ночное время подбрасываешь дрова в буржуйки. Вопросы?
- Никак нет. Всё понятно! - проговорил глухим голосом солдат, усаживаясь на свое место.
Лично мне было неясно, доволен он или нет решением ротного. Но на мой взгляд, Пуданов смог сделать всё или почти всё, чтобы в данной не простой ситуации в должной мере учесть реальное состояние здоровья Рубцова и поставить перед ним вполне выполнимые задачи в соответствии с новыми политикой, стратегией и тактикой по искоренению варварской дедовщины в нашем отдельно взятом подразделении.
В предпалаточном тамбуре, который из за задёрнутых и намертво закреплённых брезентовых пологов приходилось преодолевать слегка согнувшись, идущий первым Пуданов нос к носу столкнулся с Гавриловичем. Увидев нас, боец сначала отпрянул в право, но узость пространства не дала ему возможности развернутся и потому он нашел единственно верный выход, быстро попятившись наружу. Теперь путь был свободен и мы беспрепятственно покинули солдатское жилище.
- Тебе дежурный сказал, что я ещё трое суток накинул? спросил майор стоявшего рядом Гавриловича.
- Да. - Однозначно ответил он, не выражая при этом никаких эмоций. - Разрешите идти?
- Идите. - Отпустил его Александр Иванович. - И не забудьте про свои шесть дней и ночей.
- Так точно!
Исчезновение дембельського гонора в поведении бывшего бравого воина сразу же бросилось нам в глаза и, как только мы вошли в ротную канцелярию, то в первую же очередь заговорили именно об этом.
- Иш ты! словно шелковый стал! на губе-то небось не сладко. - Удовлетворенным тоном прокомментировал Пуданов досадный инцидент с рослым дедом. - Может не надо было так много!… И так уж людей не хватает в наряд.
- А что делать?! он же сам нарывался да ещё на виду у других солдат. - Сказал я, осторожно садясь на страшненькую раскладушку. - Если бы ты проигнорировал такое отношение… То завтра нашлось бы уже десять обнаглевших старичков. А с ними пришлось бы долго повозиться! так что, всё нормально!
В далёком 88-ом году я тоже провёл шесть суток на "гауптической" вахте, при чём в самом жарком месяце июле, когда афганское солнце доводило температуру в тени до сорока градусов. Томительное пребывание в душной каморке-одиночке вместе с унизительным и непрерывным бегом трусцой по раскаленному пеклу меня, кажись, не сломили, но зато преподали мне очень хороший жизненный урок по неоднократному обдумыванию своих будущих поступков в различных ситуациях… Таким образом у меня сложилось весьма определённое мнение о солдатской "губе", как об очень неприятном месте личного времяпрепровождения свободолюбивого военослужащего и вместе с тем, как о крайне необходимом предпоследнем воздействии на сбившегося с истинного пути солдата, сурово предупреждающего о неминуемом уголовном наказании зарвавшегося бойца, если он вовремя не одумается.
- Ладно! пусть отсидит четверо суток, а я потом на него посмотрю… Мечтательно проговорил ротный. - Если признает свою ошибку, то тогда заберу его из ямы. Так-с… Калек мы с тобой разогнали и в палатках теперь посторонних не будет.