— Ладно, ладно. И так отбурят. Не каждый раз.
— Но надо же штыри вытащить, блок и троса унести.
— Иди, иди! Иди в компрессорну к Пашке Семенову. Я сам тут управлюсь, — махнул рукой Хахалинов, но вдруг что-то вспомнил, насупился, зашевелил желваками. — Это кто же тебя, ученого человека, надоумил из-за крепи вылазить, а? Тебе че, жить надоело? Технику безопасности не учил, а? Чуть было несчастный случай не произвел сам с собой, фрайер. А потом бы — отвеча-а-а-й!
«Во дает! — Леонид даже рот приоткрыл. От недавней растерянности Хахалинова и следов не осталось. Как ветром смахнуло, когда увидел, что все обошлось. Обошлось… А ведь могло бы…» — И только теперь почувствовал, как ему худо, как он боится даже мысленно представить то, что могло с ним случиться из-за его глупой выходки, поверни судьба чуть иначе.
Горло перехватило. Сильно кружилась голова.
Леонид выбрался из шахты почти на ощупь.
Пашка Семенов, молодой компрессорщик, сидел на корточках у остывающей печки, читал какую-то замусоленную книгу.
— Отработали? — поднял голову. — Слава богу! — и усмехнулся. — А видок у тебя, друг дорогой! Наверно, Хахалинов семь шкур за смену спустил?
— Воды нету? — Леонид бухнулся на самодельную лавку, вжался спиной в стену. — Пить.
Пашка перепугался, схватил в углу закопченное ведро, ухнул из него полную поллитровую банку, подал.
— Случилось что?
— Ничего не случилось. Устал очень.
— Понятно. Ну и как тебе наше производство?
— Примитивно.
— Ишь ты! Примитивно… Это же прииск, а не рудник. Сегодня здесь ковыряем землю, завтра вон там. Автоматику устанавливать не резон. Хахалинов где?
— Забой прибирает.
— Понял. Побегу к лебедчику Макарову сбегаю. Чего это нету его? Неужто Хахалинов позабыл просигналить отбой?
Вернулся Пашка минут через пять.
— Точно, не просигналил. Матерится Макаров. Даже погреться не захотел, бегом поперся домой. Говорит, всю смену мотал ему нервы Хахалинов. То всего полвагонетки нагрузит и мигает «пошел», то через верх начинает валить, а просигналить забудет.
— Он что у вас, все время такой?
— Да уж характерец у него не мед. А тут еще с горя на зелье исходит. Письмо из дома, из-под Хабаровска, получил. Баба у него загуляла.
— Как загуляла?
— Ты что, мальчик? Как! Чужих мужиков в дом приводит.
— Ну!
— Вот и ну.
В компрессорную ввалился Хахалинов. Глянул на парней подозрительно, сморщился, будто зубы заныли.
— Айдате, ли че ли, — сказал. — По времю дак спать уж пора.
Ночь. Чистая и холодная, как прорубная вода.
После теплой компрессорной мороз особенно колюч и заборист.
Опять та же тропинка, что днем, та тишина, те же сопки и снег.
Леонид немного приотстал от Хахалинова и Пашки, идет наособицу. Ему стало много легче. Голова больше не кружится, не тошнит. Мороз освежает. И потому думается свободно. Но думы Леонида нелегкие. Вот проработал с людьми целую смену, а почти ничего не знает о них. Чуть было не разговорился с Пашкой — поглянулся парень ему: читает — но опять же Хахалинов все перебил.
Интересно, догадался Пашка, что с Леонидом чуть не случилась беда? Нет, наверно. И хорошо. Леонид никому, даже Ваське, не расскажет об этом дурацком случае, а Хахалинов и подавно будет молчать. Не в его это пользу, выбалтывать.
Хахалинов… Дерьмовый мужик. Конечно, его можно понять. Нешуточное известие получил из дому. Но все-таки, при чем здесь люди? Зачем орать на них? Жена… А может, она потому и изменила, что Хахалинов в свое время извел ее своей вредностью? Может, он от природы такой. Попробуй вот, разберись.
«Разбираться в людях вам надо учиться сразу, — говаривал в техникуме преподаватель горного дела Скрипальщиков. — Иначе вы никогда не станете путными организаторами производства».
«Ага, — усмехнулся Леонид, — стоять за кафедрой и глаголить прописные истины хорошо. А ты в жизни попробуй».
Он вдруг вспомнил бригадира Сапогова, в бригаде которого работал целых два месяца на преддипломной практике и за два месяца так и не мог понять, что это за человек. Все смешочки да хохоточки. Сделаешь что-то не так, подойдет, ухмыльнется: «Ну-ну, со всеми бывает, со всеми», — и похлопает ласково по плечу. Но от этой ласковости мороз по шкуре дерет. Лучше бы выматерил, изругал. В глазах-то все равно написано: «Тоже мне, без пяти минут техник, едри ее».
И все-таки там было хорошо, на том Быструшинском руднике в городе Зыряновске.
С рудника не надо было вот так вот топать пешком, не надо было жечь лицо на морозе. Выйдешь из шахты холодный, закоченевший, грязный и мокрый, как черт, ничего не мило, ничего неохота, но к твоим услугам теплая мойка. Это в самую первую очередь. Сбросишь прорезиненную робу, кинешь в кабину и под душ, под его благодатную струю. Звенит струя, хлюпает вода о пол, как июньский дождь. Продрогшее тело медленно впитывает тепло, но ты и не торопишься, некуда торопиться. В твоем запасе не менее получаса. Вскоре становится жарко не только снаружи, но изнутри. Надеваешь чистую одежду и идешь в столовую, которая тут же, рядом. Талончик на бесплатное разовое питание тебе уже выдали сразу при выходе из шахты. Выбирай что хочешь из первых, что хочешь из вторых и третьих по своему вкусу, по своему усмотрению. У дверей столовой ждет автобус, который отвезет тебя в общежитие.