Петька хлопнул крышкою парты, вскочил.
— Для того, чтобы грамотными стать, — выпалил он.
— А для чего надо грамотными стать, как думаешь, Люся Потапова?
— Для того, чтобы все знать, — взахлеб затараторила Люська. Уж эти девчонки! Хлебом не корми, лишь бы выпендриться. — Чтобы знать, что такое земля, что такое небо, отчего пароход сам собой, без весел идет, чтобы грома не бояться, как бабка Сарыгина, чтобы в бога не верить…
— А зачем нам надо все знать? Ответь на вопрос, Леня Медведев.
Меня вроде ошпарили кипятком: «Во дает, Щука проклятая! Не мог кого другого спросить». Но ничего не попишешь. Не дома, а в школе.
Я поднялся с прохладцей: что бы там ни было, а все-таки знай наших.
— Дак… — небрежно промолвил. — Люська уже сказала.
— Сказала, но не совсем правильно. Ты-то как думаешь?
— Н-не знаю, — пожал я плечами.
— А кто знает? Поднимите руку.
Никто не поднимал.
— Мы учимся для того, — начал проникновенно Щука, — чтобы на основе полученных знаний делать жизнь еще красивей и лучше. Если бы человек не стремился к лучшему, незачем было учиться. Можно было до сих пор жить в пещерах и добывать пищу каменным топором. Мы учимся для того, чтобы, получив знания, упорным трудом самим приумножать эти знания и дать возможность следующему поколению идти дальше в улучшении жизни. Вот в чем загадка. А посему я и говорю, — оживился он, — что каждая наука связана с землей. Вот математика. Кажется, сухая, отвлеченная дисциплина. Но не будь ее, люди бы не только не придумали пароходов и тракторов, они бы обыкновенного колоса не вырастили. Вы знаете, сколько дней зреет ржаной колос?
Никто не знал.
— А сколько в обыкновенном колосе зерен?
Это для нас тоже было загадкой, хоть мы не раз шелушили колосья, стараясь, чтобы с ладошки не сдуло ни одной зернинки.
— А сколько в вашем колхозе из одного центнера семян вырастает хлеба? А сколько его надо на год одному человеку? Одной семье? А всей деревне? А государству?
Мы таращили глаза на Анохина. О таких вещах с нами никто никогда речи не вел.
— Так вот, — Анохин подошел к столу. — Повторяю, что я долго думал, с чего начать первый урок, и решил начать от земли… Прошу вас встать и одеться. Сейчас мы пойдем в поле, учетчик колхоза нас ждет.
Мы вскочили и гурьбой помчались к двери. Кому охота корпеть в душном классе!
Вернулись в школу только к обеду, взбудораженные, чуть обалдевшие от впечатлений. Оказывается, рядом столько интересного, удивительного, а мы и не знали.
Анохин всех нас научил работать саженью, высчитывать площади квадратных полей, среднюю высоту колоса по трем разным колосьям и даже по нескольким выкопанным кустам картошки определять, какой урожай выйдет со всего огорода. А сколько еще рассказал разного!
Мы шли и продолжали спорить, считать, а учитель не переставал улыбаться, и глаза его сияли от возбуждения.
И тут в школьном коридоре нас встретил директор Звягин.
— Это что, саботаж? — подступил он к Анохину. — Я вас спрашиваю, саботаж?
— Какой саботаж? — пожал плечами Анохин, все еще улыбаясь.
— Вы сорвали целых три урока! Преподаватели написали докладную!
— Ой! — Анохин схватился за голову. — Забыл! Совсем забыл! Простите, Яков Иванович, увлекся. Ведь это первый урок! После такого перерыва!
— Ну знаете! — взорвался было директор, но пересилил себя, сказал спокойнее. — Представьте объяснительную. И — поскорее.
Глаза Анохина сразу потухли. И весь он как-то сжался, сгорбился, шагнув по коридору к учительской.
Мне впервые, стало жалко его.
Но вскоре я понял, что он в этой жалости совсем не нуждался.
В школе организовали диспут. Назывался он «Что такое подвиг?», и прийти на него были обязаны не только мы, ученики пятых — седьмых классов, но и учителя.
— Итак, что такое подвиг? — начала вступление старшая пионервожатая Галка Космынина, когда, стаскав всю школьную мебель в широкий коридор, участники и приглашенные как-то устроились. — Я считаю, что подвиг — это порыв, это взлет человека, когда он жертвует всем, даже жизнью, ради других. Когда человек не боится смерти и презирает ее. Подвиг — это удел героев, и не каждому дано свершить его. Примером тому — недавняя победная война. Воевали миллионы людей, но не каждый стал Матросовым и Гастелло…
— Постой, постой!
С места встал грузный, страдающий одышкой учитель географии Семен Иванович Замятин, с орденом Боевого Красного Знамени на груди.