Вообще, сколько она помнит, ей никогда не хватало времени. Семья, работа, заботы. Вырастить пять сыновей — не шутка. К тому же получали они с Максимом не так уж густо. Правда, семья сейчас поубавилась. Старший сын Леня окончил институт, работает. Другие — кто в техникуме, кто в училище, дома остался только младший Ваня. Но опять же каждому помогать надо, да и Леонидовых детишек они к себе пока взяли. Леня с женой оба инженеры, только начинают жизнь, трудно им. Вот тут и их с Максимом коровенка кстати, и свинью держать надо, и лишняя сотка посаженной картошки впору, да и когда своей капусты, огурцов, грибов вдоволь, тоже хорошо — лишняя копейка сэкономится, придется к делу.
Поэтому сильно не распразднуешься. Зато уж как выдастся свободная минутка, Елена умеет ее ценить.
Она все стояла, улыбалась и, не отрывая глаз, слушала музыку пчелиного звона, вся как бы растворяясь в безудержном весеннем ликовании. Потом тряхнула головой, поправила складку на синем шелковом платье, позвала:
— Макси-и-и-м.
— Иду-иду, — послышался из сеней глухой басок мужа.
Он вышел через минуту в белой вышитой рубашке, в темно-коричневом выходном костюме, в начищенных хромовых сапогах, гладко выбритый, помолодевший.
— Я готов, — сказал он и проворно спустился с крыльца.
— Ванюша! — крикнула Елена. — Выдь, пожалуйста, на минутку.
На крыльцо вышел рыжий паренек лет шестнадцати с книжкой в руке, спросил недовольно:
— Ну чего, мам?
— Мы пошли, — сказала Елена. — Не забудь ребятишек покормить. Картошка в печке, молоко в кринке я на стол поставила. Варенье в кладовке. А будете спать ложиться, к Петиной кровати стулья приставь — свалится сонный.
— Ладно, — ответил паренек. — Счастливо вам.
Елена кивнула ему, взяла мужа под руку, и они вышли на улицу.
Улица, как и палисадник Елениного дома, утопала в черемуховом цвету. Даже старые потемневшие избы, кое-где покосившиеся прясла и после стаявшего снега сильная грязь на обочине дороги не могли затенить радостной весенней красоты улицы.
Елена шла и думала: «Надо же! Такой вечер. И как кстати все пришлось: и черемуха, и Максимов выходной, и это новоселье у Ивана Егорова».
Интересный Иван. Максим сперва стал отказываться от приглашения: мол, некогда, весна, дел невпроворот. Иван разобиделся: «Да я гулянку к чертовой бабушке отменю!» Кое-как уговорили, чтоб не сердился, если чуть-чуть припоздают. Вдруг не управятся вовремя с городьбой, а в другой раз времени не будет. Согласился. Только чуть-чуть, наказал.
Елене было приятно. Все-таки уважают Максима в колхозе. Что бы у кого ни было, он всегда первый гость.
Она коротко взглянула на мужа, сжала локоть его сильнее.
— Ты чего? — скосил он глаза.
— Так, — сказала она.
А чего там «так». Муж всегда был для нее пригож. Но вот когда она видела его в выходном костюме, в белой вышитой рубашке, чувствовала к нему еще большую нежность. Другим он становился. Мягчел лицом. Хорошел. Для нее и выходы-то в гости, может, из-за этого становились вдвойне праздником.
И ей хотелось, чтобы и другие поскорее посмотрели на него вот такого. Люди-то, как и она, больше привыкли видеть его в стареньком запыленном пиджачишке, озабоченного, уставшего, порой даже и небритого. Ведь что ни говори, нелегкая бригадирская должность.
— Максим, — попросила Елена, — пошли побыстрее.
— Чего так? — Максим удивленно посмотрел на нее. — Не терпится погулять?
— Да нет, — засмеялась она. — Опаздывать неудобно. Гляди, солнышко где.
Большое, по-весеннему малиновое солнце задевало краем дальние крыши домов.
Максим прибавил шагу, и вскоре они свернули в проулок.
В новом пятистенном доме колхозного тракториста Ивана Егорова вовсю шумело застолье. По разопревшим, разгоряченным лицам можно было сразу догадаться, что выпили уже не по одной.
— А, вот они, опоздавшие! — закричал Иван, высокий, лысый, с крупным горбоносым лицом. Он выбежал из-за стола, распахнул объятия. — Почему долго?
— Извини, Иван Дмитрич. — Максим поклонился хозяину. — Уговор был. Ведь первый выходной за всю весну — работки по хозяйству накопилось изрядно.
— Извиним? — вроде на собрании потребовал хозяин всеобщего мнения.
— Извиним, извиним! — зашумело застолье. — Штрафную им.
— Это само собой, — ухмыльнулся Иван и повел Елену с Максимом за стол. — А ну-ка, гостеньки дорогие, гуляйте поближе к вину и закуске, к водочке и селедочке. Ты, Максим Кузьмич, вот сюда, к мужикам, потеснитеся-ка, люди добрые, а ты, Елена Евсеевна, вот сюда, к бабам поближе.