— Это почему же к бабам? — удивилась Елена. — Что за порядки такие? Может, я с собственным мужем хочу посидеть. — И протиснулась рядом с Максимом.
— Ишь, как держится за мужика! — хохотал хозяин, подавая Максиму стакан. — Одобряю! Тебе чего, Елена Евсеевна, портвейну, яблочной?
— Мне тоже водочки, — попросила Елена. — Только чуть-чуть.
— Во молодец! — похвалил хозяин. — Знай наших деревенских! Что на работе, что за столом — наравне с мужиком… Ну, гостеньки дорогие, за новый дом, за то, чтоб он простоял двести лет, как старый, в котором жили дед и прадед и прадедов прадед.
Прошло совсем мало времени после того, как Елена поставила стопку и пожевала соленых груздей с луком, а вот уж почувствовала, как все вокруг начинает покачиваться: и горница, и стол с закусками, и гости, и три богатыря на стене. «Ой!» — засмеялась она, удивляясь приятному ощущению легкого опьянения и прозрачной радости, пришедшей еще во дворе дома, радости, которая сейчас вспыхнула с большей силой, так, что от нее просто некуда было деваться.
— Ой, Максим, — прошептала она, — как я опьяне-е-е-ла!
— Ну! — улыбнулся Максим. — Так уж сразу. Все вон сидят как огурчики.
Елена оглядела застолье. И впрямь «огурчики». Разрумянившиеся бабы шептались о чем-то друг с другом, хихикая и не обращая ни на кого внимания, старик Емельянов нажимал на жареного гуся, запивая квасом, механик Цветков через стол рассказывал что-то фельдшерице Элеоноре Фетисовой, отвернувшись от своей невесты Вали Чуриловой; Валя сидела поджав губы, а хозяин с хозяйкой все потчевали да потчевали застолье.
— Эй, Иван Дмитрич! — крикнула Елена через стол. — Что ты все кормишь гостей? А где веселье твое, музыка где?
— Спит музыка в соседней комнате, язви ее, — развел руками хозяин. — Музыка пришла к нам уже навеселе, добавила чуток и сковырнулась.
— Так разбуди! — не унималась Елена.
— Пробовал уже, — оправдывался Иван. — Мычит только, а не встает наша музыка.
«Музыкой» в селе называли Николаху Тарабрина, гармониста Дома культуры, знаменитую в своем роде личность, потому что личность эта, владевшая баяном, была на все село одна. Николаха был добрым и безотказным парнем, но частенько, особенно в праздничные дни, он обслуживал сразу несколько гулянок, перебегал от одной компании в другую и порой приходил на вечер в таком виде, что едва находил дверь и, попиликав малость, заваливался в постель, любезно предоставляемую хозяевами дома.
Так, видно, получилось и сегодня.
— Ничего, обыгается — сам встанет, — успокоил Иван Дмитрич. — А пока, гостеньки, выпьем еще…
Музыка грянула, когда ее меньше всего ждали, в соседней комнате. Николаха, видать проспавшись, решил наверстать упущенное и без предупреждения заиграл «Подгорную» с перебором.
— Ур-ра-а-а! — возликовал хозяин. — Антракт! Сдвигай столы, круг давай, плясунов привечай!
Все повскакивали, засуетились, раздвинули к стенкам столы, убрали стулья, усадили Николаху на почетное место, сгрудились, освобождая круг.
— Максим, спляшем? — крикнула Елена, хоть муж и стоял рядом.
— Спляшем! — отозвался тот. — Какая гулянка без пляски. Начинай…
Елена постояла чуток, схватывая такт, и, подбоченившись, плавно пошла по кругу, постепенно ускоряя и ускоряя темп. «Быстрее!» — полоснула она взглядом Николаху и завертелась волчком, выбивая отчаянную дробь.
В горнице зазвенел ее высокий, чистый голос:
И тут, как косач на токовище, бочком обходя Елену, рванулся в круг Максим.
выговорил он, требуя немедленного ответа. Елена не заставила себя ждать и тут же ответила с жеманным лукавством, отвернувшись от Максима к гармонисту:
— Молодец, чертовка! — умилился хозяин. — Вот это отбрила для начала!
Но не такой был Максим, чтобы сдаться. Пройдясь по кругу вприсядку, он снова подступил к Елене.