92 год Новой Эры, Руэгич (современный Руэг)
Слова бабки отозвались в юной душе тревогой, близящейся к страху. Для руэгичей сказания о демоне были не быличкой, а предостережением о чудовище, окропившем стены каждого дома невинной кровью присных.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что Риг твой - тот самый...?
- Да, дитя.
Алиция вскочила и принялась беспокойно расхаживать по комнате.
- Как же так! Он кровожадный зверь, а ты вспоминаешь о нем чуть ли не с упоением.
- Я понимаю, почему ты видишь в нем лишь убийцу. - вкрадчивым голосом отвечала старуха. – Но позволь мне…
- Убийцей он и является. – Алиция не желала слушать возражений. - Только тот, кто лишен сердца мог сотворить то, что сотворил Риг.
- И все же сердце у него было. - рассмеялась Нияна, но смех ее походил на плач. – Ничто не оправдает в глазах людей те ужасы, что обрушил он на Руэгич, но случившееся не было бездумным актом насилия. Как это нередко бывает, в тот вечер человеческая злоба навлекла на нас зло еще более черное и непоправимое.
Молчание тянулось бесконечно. У крошечного окошка стройная женская фигура застыла, всматриваясь в непроглядную тьму. Ей казалось, что образы минувшего стеною выстроились сзади и тянут к ней свои когтистые уродливые руки. Однако, обернувшись, девица не обнаружила в потемках ничего, кроме умирающей старухи, совершающей свою последнюю исповедь.
Наконец, Алиция заговорила вновь.
- Расскажи мне, что заставило его учинить бойню.
***
29 год Новой Эры, Руэгич (современный Руэг)
Весен пляс у руэгичей традиционно проходил в последние дни квитня и длился трое суток. «Чем изобильней будет стол на вешний праздник, тем щедрее по осени взойдет урожай». - гласит примета и в соответствии с ней народные гуляния завершались грандиозным пиршеством. Все селяне, от младых до старых, собирались под открытым небом и пировали до появления первых лучей солнца.
На раскаленных вертелах румянились всевозможные дары Черного леса, и дымка от пылающих костров окутывала округу млечной мглой. Под потрескивания пламени задорные гусляры наигрывали свои незамысловатые мелодии и затягивали нестройные, а к середине застолья и вовсе срамные песни. Пока мужчины и юноши, теснясь на невысоких скамьях, утоляли жажду ягодными медами и горячим вином, жены их суетились вокруг, с громким хохотом перемывая косточки мужьям да незадачливым невесткам.
Такие вечера казались Нияне бесконечными: пока мужи объедались и пьянствовали, девицы плели венки и водили хороводы. Ни то, ни другое ее не занимало, и все же в этот раз она смастерила кривоватое украшение из первоцвета и весенника. С пристрастием оценив свою работу, девушка подняла блуждающий взор на галдящее сборище.
Риг, с наполненным до краев кубком в руках, сидел у огня. Он обнаружил умение пить наравне с бывалыми пропойцами, но, к невообразимой радости нареченной, хмелел фаец отнюдь не легко.
И годы спустя многое продолжало дивить Нияну в его странном народе, но если раньше непохожесть людей и фаэ вызывала ней неподдельное изумление, то теперь она взирала на их различия с неприкрытой тоской. И лишь трудней ей было скрыть свои печали сейчас, когда вокруг развернулось буйное веселье. Риг, завидев мрачность суженной, незаметно выскользнул из потных объятий кожемяки Бажана, который, несомненно, нашпиговывал разум его россказнями о своих давнишних похождениях.
- Скажи-ка мне, краса, отчего ты печалишься? – с лучезарной улыбкой подошел он к Нияне.
- Ах сударь, беда приключилась. Женишка моего спаивают, а он тому и рад. – она поднялась на носочки, дабы водрузить венок на взмокшую голову.
Риг рассмеялся. Смех его – заливистый и чистый – напомнил Нияне о том, какими беспечными они однажды были. Юноша облокотился на высокую оштукатуренную стену дома семьи Назимавских и беззастенчиво притянул ее к себе.
- А хорошенько-то тебе харю подправили. – неясно откуда появившийся Людвик бесцеремонно пристроился рядом. – Никак с волками сцепился за объедки?
Нияна поморщилась от резкого запаха перегара. Людвик в свои девятнадцать лет уже походил на здоровенного кабана с крепкими ручищами и грузным телом, однако по силе неизбежно уступал Ригу.
Тот лишь пренебрежительно хмыкнул в ответ. Застарелая неприязнь между ними со временем переросла в непримиримую вражду.
- Я вот что в толк не возьму, Риг. – по обыкновению вздумал начать перебранку повеса. – Неужто в той дыре, откуда ты родом, баб недостаточно? Чего ж ты, скотина эдакая, повадился трахать наших?