Он вытянул ее плеткой по узкой спине, оставив на нежной коже кровавые полосы, и снова взялся за штырь.
Упругая волна горячего воздуха ударила снизу, разбросав лежащие на столе игрушки и опрокинув дыбу.
Распятая на ней школьница напряглась и порвала цепи.
— Эй! Лежи на месте, — приказал господин директор. — Сейчас подниму.
Школьница, не обращая на него внимания, подошла к стене и помогла сняться с крюка другой.
— Слушай, — неожиданным басом сказала первая школьница второй. — Пытаюсь вспомнить, сколько раз меня сюда привозили. И не могу. Со счета сбился.
— Я записывал, — таким же басом сказала вторая. — Сегодня сорок первый. Сорок один раз этот жирный гандон надо мной измывался, резал на куски. А потом меня восстанавливали и снова привозили к нему. Я думаю, надо будет потом задать пару неприятных вопросов хозяевам фермы.
Они обе повернулись к господину директору.
— Стоять! — фальцетом взвизгнул он. — Я говорю, стоять!
И осекся, увидев вместо розовых глаз красные.
— Предлагаю позаниматься им подольше, — сказала вторая школьница. — Я записывал все, что он со мной делал.
— Времени нет, — ответила первая.
Твердые, будто стальные, пальцы ударили господина директора в грудь, пробили слой сала, взломали грудную клетку и выдрали сердце.
***
В особняке клана Белл насчитывалось пятьдесят опусов.
Горничные, повара, садовники, лакеи, наложницы.
Когда поднялась волна, разбивая посуду и роняя со стен картины, старый Игнорамус Белл сидел в своей комнате, откуда не выходил уже тридцать лет.
Рядом стоял его личный лакей, держа на подносе чашечку кофе и пепельницу с сигарой.
— Скотт, сходи узнай, что происходит. Не иначе, взорвали снова чего.
Лакей вздохнул.
— Боюсь, я вам больше не подчиняюсь, сэр.
Игнорамус глянул на него, увидел стремительно краснеющие глаза и прищурился. Его мозги до сих пор работали лучше, чем у большинства демонов.
— Ага. Не иначе кто-то забрался в тайник этих малолетних дебилов Кали, выкрал чертежи генератора отмены и умудрился его смастрячить.
— Похоже на то, сэр.
— А ведь я еще триста лет назад говорил идиотам, что эту штуку надо охранять, как Форт Нокс.
— И как всегда были правы, сэр. Не волнуйтесь. Клан Белл все это время относился к нам уважительно. Думаю, никто из ваших родственников не пострадает.
Игнорамус отмахнулся.
— Ладно. Иди. Только скажи там, чтобы прислали вместо тебя кого-нибудь. Какого-нибудь... человека.
— Обязательно, сэр, — слуга аккуратно поставил поднос на столик. — В городе я зайду в агентство по найму и скажу, чтобы они выделили вам своего лучшего лакея.
— Ты очень добр, Скотт.
— Прощайте, сэр.
Слуга вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Коридоры, переходы, лестницы были полны красноглазых опусов, молча спешащих вниз.
Бывшая прислуга собиралась в фойе и ждала, когда подтянуться остальные.
В доме действительно почти никто не пострадал. Только повара начистили морды двум охранникам. Да садовники разорвали на части и съели человечью самку, оказавшуюся слишком аппетитной.
Когда в фойе прибежала последняя горничная, дворецкий Пристли поднялся на пару ступенек лестницы, чтобы быть повыше.
— Надо решить, что будем делать дальше, — сказал он.
Опусы забубнили все разом.
— Не надо ничего решать, — крикнул шофер из новых. — За нас все решили. Вы что, Зов не слышите? Нас зовут на поле Армагеддона.
— Зов — это новая война, — сказал Пристли.
— А ты что, против войны, дедуля? — оскалил окровавленный рот один из садовников. — Война — это свобода. Она снова сделает нас хозяевами. Даст нам рабов. И много сладкой еды, — он поднял двумя руками полусъеденную женскую ляжку.
Весь молодняк одобрительно загомонил.
— Вы, стариканы, делайте, что хотите, — сказал младший повар. — А нас ждет битва. Но сперва мы закончим здесь.
— Беллов никто не тронет, — сказал Скотт. — Мы не видели от них ничего дурного.
— Они превратили нас в рабов, — возразил повар. — Но я не о Беллах. Я об их подвале.
Наступила звенящая тишина.
— Да-а, — шепотом протянул садовник. — Если нас ждет битва, то армия будет кстати.
Скотт побелел, когда до него дошло, о чем речь. Он живо представил, что будет с этим напыщенным, горделивым городом.
— Так нельзя, — сказал он, но его уже никто не слышал.
Красноглазые опусы один за другим потянулись к лестнице в подвал.
Подвальная тюрьма встретила их холодом и полумраком.
Тянулись вдаль бесконечные стеллажи. Светились ловушки. Старые, новые. Чистые, словно только что отдраенные. И покрытые вековой грязью и паутиной.