Кармина Белл смотрит мне в спину. Я чувствую ее взгляд.
Вот же идиот. «И вам также». Ты бы ее еще поздравил!
Кармина Белл. Наследница клана. Чье совершеннолетие празднует толпа в соседнем зале. Чей сегодняшний день рождения одновременно будет и днем смерти. Сегодня тебя убьют, Кармина. Часа через два, не позже. Отведут к столетней старухе Патрисии, твоей прабабке, и сидящий в ней тысячелетний демон перейдет в новое тело. Твое тело, Кармина. Твое сочное, длинноногое тело. И с этого дня будет им пользоваться. А ты просто исчезнешь. Старуха сотрет твою личность, как только заберется тебе в голову. Оставит лишь память, на всякий случай. Иногда будет пересматривать. Эдакое кино про твою короткую жизнь. Про твои мечты и надежды. Твои радости и печали. Может даже всплакнет от жалости к правнучке. Хотя вряд ли. Не знаю, что должно произойти, чтобы старуха Патрисия всплакнула. Скорее крокодил утопится.
Это старая традиция Беллов. Использовать в качестве новых носителей собственных внуков и правнуков. Готовить их к этому с младенчества. Внушать, что это великая честь — стать сосудом для Высшего. Обычно воспитание проходит гладко, и по садам и особнякам Беллов бегают мелкие спиногрызы с абсолютно пустыми мозгами. Идеальные сосуды. Только с тобой, Кармина, так не получилось. Твой отец тебя слишком любил и воспитывал как личность, пока не погиб вместе с твоей матерью. Никто не знает, зачем он это делал. Может, надеялся отговорить старуху. Может, хотел ее свергнуть и самому стать главой клана. Неважно. Его нет, и теперь ты плачешь, вместо того, чтобы с нетерпением ждать инициации, когда скользкие невидимые щупальца залезут в твою светловолосую голову.
У дверей я оборачиваюсь и смотрю на грустную девчонку и отблески огня на ее мокрых щеках. В следующий раз, когда я ее увижу, внутри нее будет сидеть старая тварь, которая получает удовольствие только от пыток.
Я осторожно прикрываю за собой дверь и осматриваюсь.
Впереди длинный коридор и закрытые двери с обеих сторон.
Горит один единственный настенный светильник. В закутках царит непроглядный мрак. Я не успеваю среагировать, когда из темной ниши вдруг вырывается тень, прыгает на меня и вдавливает в стену.
— Тони! — шипит тот самый молодой Горн, что узнал меня в Большом зале. — Какого хрена ты здесь делаешь?!
Плохо дело. Он оказывается, узнал не меня, а мою новую оболочку. Простого гангстера из заштатной банды.
В таких случаях лучше говорить полуправду. Так меньше риска запутаться в показаниях.
— Местный мажордом привел, гражданин начальник, — хриплю я.
— Мажордом? Тебя? Что за хрень ты несешь?
Я приосанился, вспоминая манеры местных мафиози.
— Зуб даю... Он вчера завалился к нам в нору. Говорит, малява пришла. Типа, залетные грабберы хотят под шумок этот дом выставить. Ну он и пришел, чтобы мы тут всех прошмонали на предмет чужих физиономий. Братва посовещалась и меня послала. Типа, я этих залетных знаю. Пару раз мелкие дела вместе делали. А чо? Не к лягавым же идти. Вы говорят до сих пор в контрах.
— Бред какой-то. Почему к вам?
— А к кому еще? Любого пацана на районе спроси, кто лучше всех халупы обносит? Скажет, «Черная кобра». А кто лучше обносит, тот всякую падлу и зашухерить лучше сможет. Лишь бы платили. А мажордом неплохо так забашлял.
Болтая, я залез в зиндан и вытряхнул из сидельца информацию.
Оказывается, старина Тони Кромби уже год стучал полицейскому департаменту на своих братанов-бандитов. Да так удачно, что почти вышел на грабберов. Полицаи под него целую операцию разработали.
Надо было от его тушки быстрее избавляться. И так за собой почистить, чтобы он об этих часах вообще ничего не вспомнил. В голове мелькнула мысль зачистить не только память, но и самого Тони. Но в таком случае полицаи точно бы устроили всестороннее расследование.
Горн опустил руки и отстранился.
— Кто-нибудь тебя еще узнал? Знакомые лица видел?
— Не-е, — скалюсь я. — Тут, прямо скажу, не моя публика.
Он кивает.
— С кем ты здесь? Кто-нибудь прикрывает?
— Один как хрен в женской бане. Мне так даже проще.
— А как же твой напарник? Как его? Бургос что ли?
— Слег Бургос. С пузом что-то. Каждые десять минут к унитазу бегает.
Горн качает головой, цокает языком.
— Да, нехорошо.
В следующее мгновение его пудовый кулак врезается мне в живот.
Я сгибаюсь пополам и хватаю ртом обжигающий воздух.
— Ты не Тони, — шипит Горн мне в ухо. — У Тони нет никакого Бургоса. А у бандосов нет напарников. Кто ты?
Новый удар приходится в висок, и я впечатываюсь головой в стену.