Взгляд скользит вверх, к тому, кто нависает над ней сзади.
На нем уже нет любимого папиного бежевого костюма.
На голом загорелом торсе бугрятся мускулы.
И это не отец.
Она в ужасе визжит и дергается.
Незнакомец железной хваткой удерживает ее за раздвинутые ноги.
— Главный урок, детка, — говорит он, — в том, что женщина всегда платит собой. Даже когда ей кажется, что она платит деньгами.
Он резко подается вперед.
Дикая боль разрывает низ живота.
Все в момент исчезает, яхта, зеркальные окна, капитан с помощниками.
Ее выбрасывает в реальность, и она сразу понимает, что боль настоящая. Она пульсирует внутри, огнем растекаясь по внутренностям.
Кармина лежит, уткнув нос в подушку. Чья-то тяжелая туша вдавливает ее тело в мокрые простыни. Туша содрогается, пуская слюни ей на шею.
— О, да, — бормочет обладатель туши. — Наконец-то. Прикиньте, парни, впервые в жизни целиком влез. По самые помидоры. Кайф.
— Ты своим слоновьим елдаком ей всю пизду порвал, — говорит кто-то из темноты. — Слезай. Моя очередь.
Туша ворчит, нехотя сползая с ее спины. Вагина хлюпает, выпуская из себя нечто длинное и толстое, как анаконда.
— О боже, — говорит темнота. — И как ты живешь с таким дрыном?
— Как, как... — ворчит толстяк. — На полшишечки, вот как. Говорю же, впервые такая попалась... глубокая.
Он треплет Кармину по заднице.
— Ты ее так долбил, что, наверное, матку в кишки загнал. Еби в жопу.
— Не надо в жопу, — говорит кто-то третий. — После него там вообще делать нечего. Хер болтается, как говно в проруби.
— Короче, вот что, Пигмей. Со следующего раза будешь последним. После тебя девочка отдыхает, подмывается и тренирует дырочки. Да, девочка?
Кармина молчит. Ей все равно.
Второй пристраивается у нее между ног, берет за бедра и тянет на себя. Она встает на четвереньки.
— Не так, — говорит он.
Она послушно прижимается грудью к кровати, вытягивает вперед руки и, стоя на коленях, прогибается в пояснице, выпятив зад и сжав бедра. Это любимая поза второго. У него тонкий член, и с раздвинутыми ногами ему не интересно.
За два дня она изучила уже все их предпочтения и теперь чувствует себя запрограммированной куклой. В этом даже было какое-то извращенное удовольствие, так покорно подчиняться.
Сейчас в квартире их четверо. Второй — худой лысый парень, татуированный с головы до ног (любимая поза — поза кошки). Третий — коренастый мужик, похожий на грузчика (поза на боку). Главный — бородатый и жилистый, как бегун на дальние дистанции. Этот драл ее в разных позах, пользуясь неограниченным временем. Были еще те, кто работал «в поле» и менялся раз в сутки. Вчера это был сутулый очкарик, который посмотрел на нее брезгливо и ограничился минетом. Сегодня — бугай Пигмей (поза «женщина на животе с подушкой под бедрами). Был еще кто-то. Банда работорговцев была явно многочисленной. Но другие Кармину пока не посещали.
Второй сопит, подготавливая свой стручок. Наконец, вставляет и резко натягивает. Кармина ничего не чувствует. Только слышит шлепок своих ягодиц о его пах.
— Мля, парни! — ругается он. — На кой хрен внутрь кончаете?! Тут теперь хлюпает как в болоте. Кончайте на жопу.
— Сам кончай на жопу, — ворчит Пигмей. — Я если даже захочу вынуть не успею. А я и не хочу.
Второй слезает с кровати.
— Иди подмывайся, — бросает он Кармине.
Она покорно сползает на пол, поднимается, держась за стену, и на непослушных, раскоряченных ногах бредет в душевую, чувствуя, как все накопленное за пару часов стекает по ляжкам.
Стеклянная дверь. Ржавый душ. Желтоватая вода.
За шумом воды она ничего не слышит. Только взрывы гогота. Наверное, работорговцы обсуждают ее достоинства и недостатки. Или то, что они второй день не могут ее продать. Собственно, именно поэтому они ее трахают. С непроданным товаром можно делать все что угодно.
Память привычно перескакивает на Сэмюэля Горна и его предательство. Вчера, когда ее привезли сюда, она думала только о том, что сделает с ним, если он попадет в ее руки. Теперь ей все равно. Может, это и есть тот самый урок «жизнь — дерьмо», который готовила для нее бабка. Тот самый грязный бордель. А значит, сейчас распахнется дверь, войдет старая карга и проворчит: «Хватит. А то вы ей все дыры развальцуете».
Когда она выходит из душа, входная дверь действительно распахивается. Но появляется не бабка, а их главный.
— Убирайтесь отсюда, — негромко приказывает он.
Троица работорговцев хватает тряпье и выметается из комнаты, не одеваясь.