— Чушь собачья! Не лезь не в свое дело!
— Оно уже мое, — едва заметно усмехнулся Горн. — Теперь тут все дела мои. — Он достал из кармана какую-то бумагу, развернул и показал Патрисии. — Распоряжение конклава. Городское администрирование переходит ко мне. Ты и твои люди лишены полномочий. Сдавай дела. И скажи своим сложить оружие.
Люки броневиков с лязгом распахнулись, и наружу посыпались спецназовцы.
— Так это ты за всем стоишь?! — прошипела Патрисия и шагнула в его сторону. — Ты спелся с красными?! Кретин! Что они тебе пообещали?
— Эй, эй... Патрисия, — Горн испуганно отступил под защиту охраны. — Держи себя в руках. Учись проигрывать.
— Проигрывать?! Говна ты кусок!
Ненависть вспухла внезапно, как взрыв, превратилась в обжигающую волну, отбросила Горна, его охрану, врезалась в его броневик, и тот со скрипом завалился на бок.
— Патрисия! Не делай глупостей! — крикнул Горн, ползая по земле и пытаясь встать, но ураганный ветер тут же валил его с ног. — Конклав...
— К черту конклав! Эти тупые стариканы продали нас всех красным! Теперь понятно, зачем они подослали в мой дом этого своего эмира!
— Что ты несешь?! Каким красным?!
Патрисия его уже не слышала. Ее демон рвался наружу. Его рычание перекрывало вой ветра. Она выхватила рацию.
— Спенсер! — в ее низком, грубом голосе уже не было ничего человеческого. — Выводи резерв. Если легавые сунутся, стрелять на поражение.
Глава 18
Он давно не помнил своего настоящего прозвания и даже фамилии последней оболочки и называл себя по ее имени, то есть просто Эндрю. Зато до сих пор прекрасно разбирался в человеческих породах и мог на глаз определить, какие из них поучаствовали в возникновении той или иной особи. Делать это было крайне трудно, потому как узурпаторы абсолютно не заботились о чистокровности, а наоборот за триста лет власти постарались перемешать всех со всеми, мясных с молочными, боевых с постельными, белых с черными, желтых с бурыми. В результате получились уродливые кадавры, у которых были одновременно гигантские окорока мясных и узкие талии постельных, а боевые мускулы и длинные беговые ноги соседствовали с молочным выменем. Мало того, синюки умудрились внушить людишкам, что смесь — норма, и теперь в качестве эталона красоты рекламировали семейку толстожопых кавказоидов, в крови которых было намешано каждой твари по паре. Когда Эндрю смотрел на все это непотребство, его заполняла ярость. Ведь это он пять тысячелетий занимался селекцией, выводил новые породы и следил за их чистотой. А теперь видел, как вся работа пошла псу под хвост.
Одна из таких образин лежала сейчас перед ним дохлая, бесстыдно раскинув мясистые ляхи. Судя по лицу и темному цвету кожи, это была помесь африканиса с иберийкой и бурой мехико, бабушку которой трахнул потомок бегунов-скороходов, оставив в наследство длинные ноги. А еще у нее была тугая, массажная вагина, которой Эндрю воспользовался прежде чем перерезать горло. И которая до боли напомнила ему массажные вагины белых комнатных девок, чью породу он вывел еще в Вавилоне.
Это воспоминание привело его к такому исступлению, что кровь бросилась в голову, он рухнул на колени, выхватил нож и стал наносить беспорядочные удары, по ее ляжкам, грудям, животу, промежности.
— Ненавижу, твари, ненавижу!
Потом сунул лезвие во влагалище, вспорол брюхо и выдрал матку, как делал совсем недавно, в лесополосе, перед тем как его арестовали.
Хотел было вгрызться в сочащийся кровью разлапистый орган зубами, но глянул на прикованных к стульям пленниц и передумал.
Подошел к ним и бросил матку на раскаленную жаровню.
— Поджарится, помягче будет, — ощерился он. — А то как резина.
Одна из пленниц, с золотистой кожей, смесь мясной мехико (объемистый зад и полные бедра) и чего-то постельно-европейского (большеглазое кукольное личико), смотрела на него с ужасом.
Вторая прятала страх за ненавистью.
Эта вторая была интересным экземпляром.
Чистокровная белая, со светлой гривой и голубыми глазами. Ее стройное тело портили только вездесущие длинные ноги. Судя по скулам, что-то восточноевропейское. В его время там простирались бесконечные фруктовые сады, и паслись миллионы голов человечьего скота.
Была еще третья пленница, но он на нее даже не смотрел. Крылатая добыча Хозяина топталась посреди зала, прикованная цепью к трубе отопления.
«Никуда не ходи. Я сам до вас доберусь, — приказал Хозяин, услышав о несчастье постигнувшем Потрошителя (его зарезала оттраханная им баба. Что? Не верится? Баба случайно забрала у него теневой клинок. Да, ужасное совпадение).