— Куда топаем? — спросил Легион.
— К другу семьи. Помню, он эту сеть у отца выкупить пытался, а тот не продавал, — мысленно ответил я.
— План неплох. Не подведи, я ещё в местный бордель заглянуть хочу!
— Обойдёшься!
До дома Николая Дмитриевича Годунова я дошёл за полчаса. Нажал на звонок, что располагался на высоких кованых воротах. И в мою сторону повернулась камера, из динамиков которых раздался грубый голос охранника:
— Кто такой?
— Александр Демьянов, — ответил я и продемонстрировал печать на руке так, чтобы в камере это было хорошо видно.
— По записи?
— Нет. Но я пришёл с выгодным предложением для Николая Дмитриевича. Так и передайте.
— Ожидайте.
Всё-таки печать на руке была хороша тем, что сразу отсекала ненужные вопросы. Подобные носили только маги, а магия передавалась преимущественно по наследству в дворянских родах. Изредка дар просыпался и среди бастардов. Кровь играла огромную роль в становлении мага.
Так у двух родителей с сильным даром рождался могущественный маг. У детей сильного и слабого были средние показатели. А от союза мага и неодарённого могло получиться что угодно, и я — яркий тому пример. Мой отец — потомственный экзорцист, а мать без какого-либо дара, но дочь графа, поэтому этот союз был выгоден с политической точки зрения. Другой вопрос, что этот случай стал исключением из правил, и мои родители на самом деле любили друг друга… Нет, любят. Не хочу думать о них в прошедшем времени.
Ворота распахнулись, и я зашёл на территорию поместья. Годуновы титула не имели, а состояние сколотили, занимаясь сельским хозяйством на нашей земле. От них наша семья получала большую часть ренты, что, впрочем, не мешало семьям дружить.
Осень не добралась до этих мест, и все растения в саду были зелёные. Словно я оказался в другом мире… Так выглядела природная магия — Годуновы раз в год нанимали специалистов из Москвы, чтобы сохранить этот сад в первозданном виде на всю холодную пору.
Около главного входа в дом меня встретил дворецкий, и от меня не скрылся его брезгливый взгляд. Что ж поделать, пока денег на новый костюм нет! Или он вовсе считает меня шарлатаном? В любом случае — плевать, я не за одобрением пришёл.
— Николай Дмитриевич в своём кабинете, он согласился уделить вам пять минут своего времени, — сообщил дворецкий, и я лишь кивнул.
Он провёл меня на третий этаж, будто я сам не помнил дорогу до кабинета главы семьи. Постучался, и как только Николай Дмитриевич разрешил войти, открыл предо мной дверь.
Я зашёл в большой кабинет, где пахло дубом и кожей. Сам Николай Дмитриевич сидел за столом и перебирал бумаги. Будто тоже не верил, что пришёл именно я…
— Николай Дмитриевич, — позвал я.
— Молодой человек, не знаю, что вы задумали, но вам меня не обдурить, — ответил он, не поднимая головы.
— Почему тогда приняли?
— У меня оставалась призрачная надежда, что Александр жив. Но сейчас вижу, что это не так.
Я приблизился к его столу и положил на него сеть, прямо на кипу документов. И только тогда Николай Дмитриевич поднял на меня взгляд. Его глаза расширились, и он сказал:
— Поразительное сходство. Но вы не можете быть Александром Демьяновым. Я скорее поверю, что это иллюзия.
То же самое можно сказать и про родовую печать, которую он наверняка видел по записям с камер.
Не дожидаясь приглашения, я присел в кресло напротив.
— Откуда это у вас? — спросил Николай Дмитриевич, изучив магическую сеть.
— Вы хотели купить её у отца. Как сейчас помню, в новогодние праздники он показывал вам оружейную.
На лице Николая Дмитриевича по-прежнему читалось недоверие.
— Если вам интересно, то меня похоронили живым. И сейчас я пытаюсь вернуть своё имя, — продолжил я. — Вижу, что в это сложно поверить. Но будь на моём месте клон или порождение некроманта с чужим разумом, оно бы никогда не вспомнило о том, как вы просили отца держать в тайне интрижку с Зарецкой Анной.
— Откуда вы знаете? — нахмурился он.
— Подслушал, — честно ответил я. — Или же мне напомнить вам о казусе, что произошёл два года назад на зимней охоте? Тогда ваш сын Сергей перепутал вас с дичью, и лекарям пришлось пулю из мягкого места вынимать.
Надо отдать Николаю Дмитриевичу должное, он смог сохранить самообладание. Но от скептицизма в его взгляде не осталось и следа. Другие люди не могли знать всех этих событий, которые я мог во множестве припомнить.
— А помните наш разговор прямо перед моей псевдо-смертью? За два дня до этого. Я тогда руки вашей дочери Сони просил, и вы согласились.