В какой-то миг раздался хлопок. Всё померкло в глазах на несколько секунд. Глаза слезились, и Сева никак не мог разглядеть результат своих старательных трудов. Утирая глаза, принюхался к горелому запаху. Но, прежде чем глаза вновь стали видеть, он услышал шелест огня. Закрыв глаза, зажмурившись до звона в ушах, он открыл их вновь и на этот раз смог видеть.
Сева стоял на коленях и глядел пред собой, постепенно поднимая голову и, не веря глазам, внимательно оглядывал огромную фигуру. В неверном, дрожащем свете восковых свечей, Сева пристально изучал внешний облик могучего, красного демона. Тот немало изумил Севу своим добротным костюмом: Серый пиджак, выгодно подчёркивавший мускулистое тело. Добротные, блестевшие на слабом свету, массивные часы из чёрного камня с вкраплениями металла. Белая рубашка, не застёгнутая на две последние пуговицы и с ослабленным, серо-тёмным галстуком, напомнили собой о неприятном.
В уме Севы возник образ старого начальника. Тот шпынял всех подчинённых, не давая поблажки никому. Со всех спускал шкуру, если кто-то один не справлялся с работой. А "коллеги", вне зависимости от обстоятельств, поправляли скверное настроение, вымещая злобу на Севе. Шутки, розыгрыши, издевательства и унижения... в какие-то мгновения всё это ожило. И, совсем неожиданно, спустя годы, в нём ожило прежнее раболепие.
-- Чего звал, смерд? -- голос, злобный и властный. Сева перепугался больше прежнего. Как раньше, смолкнув, испуганно потупился.
Демон молчал совсем немного, а после, с явным нетерпением добавил:
-- Смерд, не испытывай моего терпения... оно слишком скоротечно, а вы, людишки, невероятно хрупки!
Сева увидел какое-то движение. Зажмурился. Страх всегда побуждал его встречать любую угрозу с закрытыми глазами. Точно это может хоть как-то облегчить или спасти.
Раздались странные звуки. И, любопытство, не сразу взяв верх, побудило открыть глаза. Демон сидел, возвышаясь над ним, в инфернальном кресле. Развалившись на мебели, сотканной из дыма и огня, положив руки на подлокотники, демон со скукой и презрением смотрел на человека.
-- Я в третий раз повторять не стану, -- демон говорил спокойно, не скрывая безразличия. Только сердце у человека, само собой, сжималось от страха.
-- Мне... -- робко попытался он, но в горле застрял ком и никак не получалось с ним справиться.
Раздался хруст костяшек. Демон сжал правую руку в кулак. На красной коже вздулись чёрные вены. Сева испугался и вновь зажмурился. Но удара не последовало. С пугливой осторожностью открыв глаза, он посмотрел на демонические руки, а после, подняв голову, встретился взглядом с проницательными глазами демона.
-- Что, тебе? -- уточнил демон, не отрывая взгляда.
Сева вновь потупился. Глаза наполнились нежданными слезами. Они текли без спроса. А в груди защемило и... он разрыдался. Сопли текли, и он их утирал тыльной стороной руки. Размазывал по лицу сопли, делая свой внешний вид, и без того жалкий, более ничтожным.
Демон, разделяя слова паузой, потребовал:
-- Успокойся! Назови, желание!
Мужчина уже давно перешагнул черту в тридцать лет, но в душе оставался маленьким и робким, совсем мальчишка. Его разрывало желание, острая потребность, истерически разрыдаться, но, то малое и разумное, что в нём было, смогло его сберечь от подобного порыва. Демон явно не был настроен играть в няньки, а умирать, так глупо, он не хотел.
Сквозь слёзы, которые удушали, Сева только и смог сказать:
-- Известность.
-- Ага, ты желаешь известность... какого рода? -- сразу же заговорил демон. Он не обращал внимание на сомнительное состояние вызвавшего его человека. -- Могу убить тебя и сделать всё таким образом, что ты войдёшь в историю... на века! Интересует такая известность?
-- Нет, -- хныкающим голосом отвечал Сева. -- Мне нужна другая... известность.
Тяжело вздохнув, демон уточнил:
-- И какая же известность тебе нужна?
Сева, взяв себя в руки, подавляя слезливость и спазмы в груди, поднял голову. Он смотрел на скучающего, смотрящего куда-то в сторону зашторенного окна, демона. Когда демон перевёл взгляд на Севу и тот вновь увидел пристальный, проницательный, колючий взгляд огромного красного чудовища, то каким-то чудом смог удержаться и не разреветься вновь.
Продирая словами комок, застрявший в горле, он начал объяснять:
-- Я писатель, -- это прозвучало так, словно Сева, на исповеди, покаялся в тяжком грехе.
-- Хорошо... и? -- с нетерпеливостью прозвучал голос демона, отзывавшийся внутри Севы холодом.
-- Я пишу рассказы, повести... -- запнулся, -- книги, -- голос упал до шёпота, -- стихи.
-- Ага, -- протянул демон. -- И ты?
Сева утёр лицо руками. Ему тяжело было говорить о своём желание. Это стало какой-то тягостной стыдливой привычкой -- признаваться в своих желаниях. Словно это какой-то дурной, постыдный поступок. Он до крайности привык таить свои грёзы и мечты. В мыслях, даже в его собственных мыслях, они порой звучали с неуверенностью, как что-то не имеющее право существовать.