Он умилённо смотрел на открывшуюся ему картину и, блаженно вздыхая, переводил взгляд с младенца на меня.
— Ничего ты с этим не сделаешь, — меланхолично вздохнув, тихо произнёс ангел, — это дар…
— Что?! — вскрикнул я и вновь взглянул на младенца. — Я же бесплотен сейчас…
— Для неё — нет.
Мне казалось, что эта маленькая девочка не просто смотрела на меня, она меня изучала, присматривалась ко мне, оценивала, подхожу ли я ей, можно ли мне доверять. Нельзя, душа! И одновременно успел с удивлением отметить, что подумал без злости, без раздражения, без гнева — вот ведь мелочь!
Она разжала свои цепкие пальчики и отпустила меня, но взгляд не отвела, снова суетливо задвигав ручонками и ножками. Я уже было сделал шаг от кроватки с чётким намерением вернуться в тёплую обитель, полную алкоголя и женщин, но, видимо, у души на меня этой ночью были другие планы — младенец снова истошно заорал. Да ещё этот зуд в руках!
— Что ей надо?! — густой гнев ядовитыми парами прорвался из меня, и мои слова угрожающим эхом отозвались от древних стен мрачного монастыря.
Я кожей почувствовал, что ангел сжался от того, как я это произнёс. А маленькой чертовке хоть бы хны — орёт, не затыкаясь. Джек с сомнением пожал плечами.
— Может, она хочет, чтобы её подержали на руках… — тихо и очень осторожно, чтобы не вызвать во мне очередной приступ гнева, пробормотал пьяный ангел.
— Что?! Нет, — сказал как отрезал. — Ещё чего — идти на поводу у какого-то человечишки.
— Я знаю, что некоторым деткам-сиротам очень не хватает объятий…
Он не договорил, потому что я так зыркнул на него, что ещё чуть-чуть и испепелил бы его одним только своим горящим взглядом. Но младенец не унимался, ангел бледнел, а я терял последние крохи терпения. Я был непреклонен, а ребёнок разрывал тишину этого места и действовал на меня раздражающе в высшей степени. И не уйдёшь, и не заткнёшь…
— Ладно, — зло согласился я и решительно приблизил свои руки к тельцу младенца.
Хитрая маленькая чертовка снова замолчала и, подняв левую бровку, рассматривала меня, сложила губки трубочкой, как будто удивляясь. Я снова почувствовал приятное покалывание в ладонях и незаметно для ангела усмехнулся.
— Как надо? — нарочито строго, сдвинув брови, придав своему лицу и голосу прежней суровости, а покалывание тем временем разлилось по предплечьям.
Ангел начал подходить к кроватке, и ребёнок сильнее зашёлся в крике.
— Стой, где стоишь, Джек, не подходи, — вскрикнул я, вытянув руку в предупреждающем жесте, и ангел сделал шаг назад. — Просто скажи, как надо.
— Одну руку под спинку и придерживай голову, — дал ценный совет Джек.
И вот уже через пару секунд я держал ревущего младенца на своих сильных руках. Маленький, хрупкий комочек. Я бы мог раздавить его, смять руками, но мне этого не хотелось. Я почувствовал нежный лёгкий запах, такой неуловимо вкусный и прекрасный, что эта эмоция отразилась на моем лице. Я знал и не знал его, помнил и не помнил одновременно. Я услышал, как встрепенулись крылья ангела.
— Это запах Создателя… — прошептал тот и смахнул слезу с глаз, — вы, демоны, забыли сразу же после того, как пали с Сатаной…
С сомнением я глядел теперь на ангела, но без злобы, заметив его расстроенное лицо, погрузившись в тишину. Тишину?! Я взглянул на младенца и увидел, что девочка ворочается у меня в руках, но уже молча. А на ум пришли слова из колыбельной. И откуда я их знаю — вояка, убийца и грубиян?! Откуда помню? Что со мной такое?
— А с небес спустился ангел и крылом его обнял… — хрипло пропел я для девочки и увидел, как она закрыла свои изумрудные глазки.
Я поднял глаза на Джека и встретился с его изумлённым взглядом, он мне хотел что-то сказать, и я даже знал что — нечто умилительно-нежное.
— Даже не думай, — беззлобно проворчал я. — Лучше расскажи мне, почему пьёшь…
Я внимательно следил за его реакцией. Его глаза увлажнились, и он мигом протрезвел. Чувствуя кожей его энергию, я знал, что ему больно даже от одной мысли о воспоминаниях прошлого, видимо, такого тяжёлого, что сейчас, казалось, эта тяжесть придавила ангела к полу. Прошло много времени, прежде чем он решился заговорить.
— Я влюбился в свою подопечную, — выпалил Джек.
— И? — недоуменно воззрился на него я.
— У вас, демонов, всё с этим просто, вы же можете как инкубы-суккубы… даже приветствуется, если вы соблазните душу, у ангелов же отношения с людьми — табу, — проговорил он и продолжил. — Об этом узнали, и меня приставили к другому человеку…
— Грёбаные святоши… — пробормотал я, почти сгибаясь от боли и пустоты в душе ангела, ведь если бессмертный по-настоящему полюбит, то уже навсегда.
— Нас разлучили, я не знаю, где она, сколько прошло времени, а я всё пью, пью каждый день, чтобы не было памяти, чтобы не было мыслей о ней…
Я молчал, потому что не понимал его, я никогда ни к кому не привязывался настолько, чтобы полюбить, и это было бы так странно, если бы я … да и зачем? Это так мерзко, дёшево и по-человечески. Я презрительно посмотрел на него, но ничего не сказал, чувствуя, что ему и без меня настолько хреново, что хоть в петлю лезь. Он взял себя в руки неожиданно быстро, теперь его глаза утратили блеск, стали такими же подслеповатыми и пьяными, как прежде. М-да, может, эта штука, любовь, и не такая уж плохая, раз смогла так преобразить старого, безобразного ангела-алкоголика? Так, стоп, что это за мысли и долго я ещё буду держать на руках младенца?! Нет, мне не было тяжело или неприятно, я просто боялся. Боялся того, что это маленькая девочка будила во мне. Запах, колыбельная…
Мотнув головой, сбрасывая с себя морок очарования лунной ночью, признаний ангела, запаха младенца, колыбельной, воспоминаний, смутно давящих на грудь, я аккуратно положил девочку в кроватку. Она громко причмокнула и затихла. Я невольно улыбнулся, чуть-чуть. Но потом снова взял себя в руки. Ну что ж такое-то?! Совсем расклеился, как будто одряхлел, что ли. И рассмеялся: демоны стареют очень медленно, а я в самом расцвете сил, всего-то десять тысяч земных лет, ерунда…
Я, помедлив, присел возле детской кроватки своей подопечной, проклятой мною на веки вечные, у той, у которой не будет шанса на спасение, потому что самый страшный её кошмар — её же хранитель. Демон-хранитель. Я усмехнулся и понял, что мне не хочется сейчас ни шлюху, ни спиртного. Ангел Джек сел рядом, чувствуя моё состояние. Мы молчали, ребёнок молчал, ночь молчала.
С этой поры так и повелось: объятия, колыбельная, спетая хриплым голосом, сон Дженнифер на моих руках и никакого алкоголя.
Сказка демона
— Дженнифер! — зычно кричала на весь сад пожилая монахиня, слишком крупная для той, что соблюдает все посты, в очках с грубой роговой оправой и толстыми стёклами.
Я усмехнулся от того, как ловко спряталась Джен, как молча с высунутым от озорства язычком и довольной улыбкой на лице застыла в укромном уголочке, как быстро стучало её маленькое сердечко от предстоящего разоблачения — восторг и детская радость одновременно. Я не мешал, эта монахиня единственная здесь, которой не наплевать на Эмму. Девочка обернулась ко мне и неумело подмигнула. Я начал хохотать во всё горло. Подопечная ослепительно улыбнулась. Я невольно в ответ, уже почти привык к приятному покалыванию в ладонях, когда рядом с ней — ещё одна из привилегий хранителя… или его проклятие.
— Спорим, она не найдёт меня, Сол? — детский шёпот около уха, горячая маленькая ладошка легла в мою сухую.
— Особенно если ты не будешь болтать, — напомнил ей я, едва сдержав смех.
Девочка немного с обидой бросила на меня свой взгляд, но, послушавшись, замолчала, упорно продолжая сидеть в засаде. Затем, забывшись, начала опять разговаривать. Я не сдержался, смеясь над ней, чуть подразнив. Она наконец-то разозлилась, и зелёные глаза гневно сверкнули. Ничего не могу с собой поделать: я обожаю, когда моя девочка такая. Моя девочка… Я одёрнул себя… и попытался придать своему лицу суровости. Дженнифер удивлённо посмотрела на меня и заливисто рассмеялась.
— Сол, ты такой смешной, когда сердишься, — она продолжила хохотать.