И мне пришлось опуститься в кресло подле письменного стола, и в течение нескольких минут вести со Звягинцевым мирную беседу. Ответив на его вопрос о моей судьбе, я спросил:
— Изы Петровны у вас нет?
Он обвел глазами комнату и уклончиво ответил:
— Как видите…
За перегородкой раздался какой-то подозрительный звук, похожий на смех. Я прислушался. Потом я сказал:
— Похоже на голос Изы…
Звягинцев улыбнулся в свои густые усы:
— О, нет… Там, — он указал рукой на перегородку, — действительно женщина, — но только не та, о которой вы думаете…
Когда я прощался и уходил, он, провожая меня до двери, сжал мне на прощанье руку и глядя на меня глазами, в которых светилось сочувствие, сказал:
— У вас страшно измученный вид. Кроме того, вся эта история, которую мы здесь разыгрываем, чрезвычайно не подходит к вам, к вашему лицу, к вашим глазам. Уезжайте лучше…
— Да, да, — рассеянно ответил я, еще раз оглядывая его комнату и не отводя взгляда от перегородки, — надо всю эту историю кончить.
Я открыл дверь и ушел, глубоко убежденный, что Иза сидела там за перегородкой, на кровати.
Два дня я не видел Изы. Ее дверь была заперта. К Звягинцеву я больше не стучался. Я не знал, где она и что она делает. За это время мои последние гроши были истрачены. Оплачивать счета гостиницы мне было нечем. Между тем, уехать и потерять единственный удобный пункт наблюдения я решительно не мог. Снедаемый лихорадкой жажды, непрестанно помня об этих поцелуях, которыми сжигал ее тело в ту ночь, я рыскал по городу, как зверь, забывая о том, что почти ничем не питался. Я попал в капкан, летел с горы и не мог остановиться. Я понимал, что последние остатки разума, логики, чести теряю в этих безумных поисках неведомых удовлетворений. Я уже сам плохо понимал, чего я добиваюсь. Мной владели одни голые чувственные представления. Да еще злоба и жажда какой-то победы, преодоления чужой злой воли.
Мелкий незначительный факт сыграл во всей этой истории роковую роль. На дворе была гнилая мозглая погода. Шел дождь, перемешанный с крупинками снега. Я месил грязное тесто из растаявшего снега на панелях и мостовой, мои калоши текли, ноги были мокры и грязны. Концы брюк оббились и вокруг них висела грязная бахрома. У меня был отвратительный и грязный вид. Я сам себе внушал отвращение. К тому же я питался только чаем и французской булкой по утрам. И вот в таком виде я встретил Изу и Звягинцева у ступенек гостиницы.
Они сходили с дрожек, Звягинцев расплачивался с извозчиком, а Иза шла к дверям и вдруг остановилась прямо предо мною, глядя на меня с недоумением и даже страхом:
— Что с тобою? — спрашивала она. — Нет, это слишком!.. Тебе надо уехать… Если ты нуждаешься, — тихо добавила она, наклоняясь ко мне, — скажи только слово…
По моему лицу пробежала судорога. Оно, вероятно, дико исказилось от злобы и боли, потому что Иза попятилась от меня.
Я схватил ее за руку и крикнул:
— Я не нищий! Вашей помощи мне не нужно! Слышишь?..
— Не кричи, — сказала Иза. — Что за скандал на улице…
Швейцар и лакей у входа смотрели на нас с улыбкой и любопытством. К нам подходил Звягинцев. Иза взяла его под руку, намереваясь с ним уйти.
Я загородил им дорогу.
— Мне нужно, наконец, с тобой поговорить… — Я дрожал от злобы. — Я не выпущу тебя теперь…
Иза измерила меня злым взглядом, потом, видя, что наша беседа на улице, у подъезда, грозит большими неприятностями, что от меня в моем состоянии можно было всего ждать, повернулась и бросила мне:
— Пойдем.
И мы все трое отправились в гостиницу.
Едва войдя в номер, швырнув боа с плеч на диван, Иза обернулась ко мне и крикнула:
— Ну, что тебе нужно?..
Теперь мы снова с ней были на «ты»…
Звягинцев тронул ее за плечо:
— Пожалуйста, не нужно кричать… Вы с Алексеем Петровичем можете столковаться и мирно. Я ухожу…
Но Иза схватила его за руку:
— Нет, останься и ты… — В первый раз при мне она назвала его на «ты». — Объясняться, так всем…
Звягинцев пожал плечами и с кислой гримасой сел в кресло, рассматривая свои бледные ногти на длинных изящных пальцах.
Иза оглядела меня с ног до головы, внимательней всего присматриваясь к грязной бахроме на моих брюках:
— Ты посмотри на себя!.. На кого ты похож… На бродягу… Чего ты от меня хочешь? Ну!.. — Тут голос ее повысился до крика. Она внезапно топнула ногой и потом движением ноги распахнула дверь своей комнаты в коридор:
— Убирайся!.. — крикнула она мне. — На вот тебе деньги… — И она, выхватив из сумочки кредитные бумажки, бросила их мне в лицо.