Ехидство нагло скользило в голосе. В каждом жесте, в каждом взгляде. Вся его гнилая натура являлась одной сплошной фальшью, за которой жила крыса, самая настоящая крыса без души, с гнилой пустотой внутри, отравленной и прогнившей. Он не сочувствовал ни капельки, даже не знал, что такое качество может быть присущим человеку. Ему простительно, ведь такого как он, язык не повернется назвать человеком. Если бы не он, то все могло бы быть по-другому. Если бы не он, то жизнь сложилась бы иначе.
"Лучше бы я умерла тогда в канаве..."
— Ты ненавидишь меня, я знаю, — гадко усмехнулся, жадно рассматривая пышную оголенную грудь. — Но только я могу делать с тобой все, что только захочу на полных правах. Наслаждайся временем.
Сказав это, Фейбер ушел, громко хлопнув дверью и оставив девушку совершенно одну.
Теперь можно поплакать.
Набрав в грудь побольше воздуха, молодой человек устремил взгляд миндалевидных хитрых голубых глаз вдаль. Ему казалось, что эта поездка никогда не закончится. Стук копыт, шум кареты, то и дело, раздающиеся ворчание кучера — все это действовало на нервы, заставляло морщиться и хмурить время от времени свои широкие длинные брови рыжеватого оттенка. Каждый день одно и то же. Каждый день по мотивам старого.
Закат разливал по небу золотое сияние, что отражалась всюду, даже на огненно-рыжих волосах парня, таких пышных и шелковистых, а так же на листьях деревьев и на мягкой траве. Ветер нежно играл с листвой, вздымая ввысь и унося хрупкие листья...
Поездка затянулась на целую вечность, как казалось путнику. Он раздраженно смотрел в окно, на бескрайний лес, растянувшийся на бесчисленные километры. Издалека слышался вой какого-то неведомого животного, такой монотонный и скучный. Однообразный. Все в этом дне было скучно и однообразно. Молодой человек то и дело почесывал свой светлый аристократический нос без единой горбинки или прикладывал ладонь к высокому чистому лбу; иногда просто скучающим взглядом смотрел в даль или кривил свои широкие, в меру полные губы насыщенного оттенка крови.
Из-за теплых солнечных лучей на его светлых щеках заиграл яркий румянец, который был ему очень к лицу. Он задернул шторку, что спасла от безжалостного солнца, и устало прикрыл глаза, не желая смотреть на спутника, а тем более разговаривать с ним.
— Абигор, Вы сегодня не в духе? — спросил юный мальчишка лет шестнадцати, сидящий с противоположной стороны.
Вышеназванный бросил на него короткий, но цепкий взгляд.
Юнец улыбнулся своими изящными гармоничными губами, а на его бледной коже, казалось, засияли все веснушки, сделав лицо еще более приятным, чем оно было.
— Да. Похоже на то, — кивнул Абигор, вновь отвернувшись к окну, хоть и смотреть теперь приходилось не на вид за окном, а на темно-синюю штору.
Мальчишка пристально поглядел на наставника-демона, замечая величественность в его серьезном взгляде. Он сначала даже восхитился на секунду, но потом отвернулся, и его длинные, до плеч, золотистые волосы взметнулись в такт движению. Все в этом юнце было точно ангельским и прелестным, даже не верилось, что он находится рядом с таким компаньоном. Лицо его по-настоящему доброе, с густыми бровями золотистого оттенка, со слегка курносым носом, на котором тоже было несколько веснушек, с острым правильным подбородком и широким лбом.
— Мне... уже... все надоело, — прошептал демон, прикрывая уставшие веки.
Изо дня в день одно и то же.
Так невозможно жить.
Он распахнул глаза и посмотрел прямо на подчиненного, который аж вздрогнул от неожиданности и натянулся как струна, ожидая каких-то поручений или тумаков.
— Вот оно! — рыжеволосый достал из кармана черного пальто серебренные часы на цепочке.
— Что с Вами? — удивился юнец, непонимающе уставившись на часы. Часы — как часы. Старинные, с детальной гравировкой, безупречно выполненной, искусной цепочкой. Что же случилось?
Безусловно, они восхитительны, но в Аду чего только не увидишь, со временем перестаешь удивляться.
— Я помогу, — произнес наставник, коротко взглянув в округлившиеся зеленые глаза паренька, они у него были такими же яркими, как зелень в лесу, а затем бросил взгляд на часы, — помогу нуждающемуся. Только раз. И посмотрю, что из этого получится, — слова вылетали из его уст так одухотворенно, и чем больше он говорил, тем сильнее озарялось его лицо, черты становились мягче, приятнее, прекраснее. В лучах солнца его светлая кожа сияла не менее, чем огни голубых глаз, обрамленных светлыми ресницами.