Я осталась одна стоять в коридоре и глядеть в удаляющуюся от меня спину чуть прихрамывающего паренька. Что-то было в нём странное. Помню, он придерживал меня на пляже весьма бережно и руки его, столь грубо схватившие меня за плечи минуту назад, умели быть нежными – я знала это, и потому тем сильнее не понимала, что не так. Макс не злился на поцелуй – почему-то в этом я была уверена. Не разозлился он, когда я, по незнанию ситуации, прильнула губами к его губам, а просто опешил. И то, что девушка не простила ему моей выходки, не очень-то выводило его из себя. А если и выводило, то не так сильно, как мои вопросы.
Несколько минут я пребывала в ступоре, не зная, что делать, но, не привыкшая лгать самой себе, я быстро призналась: мне хочется побольше пообщаться с Максом и узнать о том, в чём причина его холодного отношения ко мне. Именно ко мне, а не к Лере, как бы странно это не звучало. Ко мне, хоть он и полагает, что я Лера. Так я рассудила, исходя из факта, что парень относился к Лере вполне нормально, даже, видимо, хорошо, до тех пор, пока она не стала мной.
Желание разобраться, отчего Макс столь странно относится ко мне, и отчего он, несмотря на всю жёсткость и полное несоответствие моим идеалам, так приглянулся мне заставило меня собраться с духом и войти в аудиторию, в которой только недавно скрылся этот парень, чья острая щетина, казалось, всё ещё ощущалась на моих губах, хотя уже прошло около десяти-пятнадцати минут с тех пор, как он целовал меня на мосту.
Я планировала войти в помещение последней, тихо и незаметно, притулиться там где-нибудь, посидеть, поосматриваться, а после уже решить, что предпринять дальше. Но стоило подойти к молодым людям, что заходили в аудиторию неспешно, болтая и над чем-то смеясь, как меня любезно пропустили вперёд, заметив сразу, несмотря на то, что я старалась не привлекать их внимание.
Пришлось мило улыбнуться и зайти в просторное помещение с огромными окнами в рамах с облупившейся от времени краской и рядами столов и скамеек. Я растерянно замерла, но быстро сориентировалась и выбрала себе местечко, где, как я рассудила, меня будет не так хорошо видно: уселась я на «камчатку» - на самый последний ряд, где-то посередине помещения. Это место показалось мне надёжным.
Макс, вошедший раньше меня, но, отвлечённый на разговор с каким-то пареньком, заметил меня, неодобрительно поджал губы и сел подальше от меня к окну, кинув свой рюкзак на широкий подоконник. Это было логично и даже обижаться не получалось: как ни крути, парень был прав. Лера вела себя странно, и он желал держаться от неё подальше. Поймав мой взгляд, парень неожиданно слегка улыбнулся и потряс тетрадью, зажатой в руке. Я огляделась, удостоверяясь, что подобные предметы лежат перед каждым присутствующим, нахмурилась и пошарила в своей сумке. Ручка и тетрадь в ней, благо, обнаружились, и я смогла принять должный вид. Правда, тетрадей в сумке лежало несколько, но я взяла первую попавшуюся, поскольку разницы для меня не было никакой. Решив, что это даже любопытно, послушать, что расскажут здесь умные взрослые люди, я уставилась на старичка, который устало уселся на стол и, задумчиво разведя руками, спросил:
- И чего вам всем дома не сидится? Погода-то какая, неужели не хочется погулять? – он искренне недоумевал, почему все присутствующие приволоклись в это помещение, хотя у них было много иных, более заманчивых, вариантов, и сам старичок, несомненно, выбрал бы один из них.
- Мы можем уйти! – крикнул кто-то справа от меня весёлым бодрым голосом.
- Да ладно уж, - махнул рукой старик. – Сидите уж, раз пришли… - он вздохнул, пробурчав: - Мельчает нынче студент, мельчает… - а потом неожиданно приободрился и возвестил: - Начнём, пожалуй!
Я посмотрела на Макса, не таясь. Он явно не намеревался внимать рассказам старика, и, подложив под голову свой рюкзак, вознамерился… спать. Я ошарашено смотрела на него, пока он не заметил меня и не отвернулся к окну, демонстрируя мне свою макушку, волосы на которой высохли весьма забавно и смотрелись небрежно, но мило, словно он специально делал себе такую небрежную причёску. Растерянно оглядевшись по сторонам, я поняла, что, собственно, никто не собирается записывать или же слушать. Каждый из присутствующих парней излучал сонливость и безразличие. Впрочем, старичка этот факт ничуть не смущал. Казалось, он говорил сам с собой, не заботясь о том, чтобы подаваемая им информация была усвоена или хотя бы услышана. Даже глядел он куда-то сквозь стекло окна, и, видимо, находил там нечто занятное, так как временами привставал, чтобы лучше разглядеть, что там происходит, на улице.