Я вздохнула с сожалением: силы их были очень не равны, кроме того, раб был, как ни крути, прав, и, в довершении всего, я вообще ничего не могла сделать. Пришлось отвернуться, поскольку совсем не хотелось видеть, как этот здоровенный раб наносит удары по симпатичному мне пареньку. Я стояла и вспоминала, как Макс недавно сам набросился на этого неприятного типа, хотя тот вообще не мог защититься, и это, надо признать, помогло мне не очень переживать, а просто испытать очередной прилив отвращения к этому миру: здесь не было зазорным издеваться над тем, кто слабее, и это мне совершенно не нравилось.
- Ну ты долго ещё? - поторопили раба, и только тогда я перестала слышать удары.
Зато услышала шаги. Раб приблизился ко мне и спросил:
- Знаешь, почему твой друг до сих пор жив? - он смотрел на меня странно, словно видел во мне что-то особенное, что-то, благодаря чему и принял решение не убивать меня, а потом согласился оставить жизнь и Максу.
Пожалел девушку, влюблённую в этого умирающего, как он считал, парня? Или была какая-то ещё причина, почему я и мой друг оставались живы?
- Вряд ли потому что он мой друг, - честно ответила я, не питая более иллюзий насчёт благородства этих людей, но и не пытаясь угадать, что же он во мне такого разглядел.
- Да, не поэтому. Хотел, чтоб ты знала это, - ответил он, так и не озвучив истинной причины, пристально глядя мне в глаза, после чего пошёл прочь вместе с ожидавшими его мужчинами.
Я перевела взгляд на кашляющего на земле Макса. Он тоже глянул на меня, хрипло заметив:
- Ты хотя бы не зря потратила тогда на него столько денег. Это первый случай, когда встреча с беглым рабом не обернулась кому-то смертью.
- Я не знаю, почему он так поступил, но... - я не знала, как объяснить ему, что взгляд этого раба на меня дал чётко понять: дело не в тех глупостях, что я говорила и не в том, что я ранее была готова помочь ему. - ... но если бы он увидел меня впервые сейчас, то поступил бы точно так же...
- Может, потому что ты небесно красива? - усмехнулся Макс, я усилием отжимаясь от земли и садясь на колени.
Кажется, ему было плохо. Ещё бы: раб с лихвой отдал должок.
Я ничего не ответила, потому что просто не нашлась, что можно ответить. Было всё равно ужасно жалко смотреть на несчастного побитого Макса, тем более впереди был непростой путь в другой город, а этот раб со своими кулачищами мог вообще что-нибудь сломать Милахину.
Парень, опровергая мои опасения насчёт переломов, вскоре поднялся, хоть и с трудом. Я видела, что его Игесь, чьё название я по-прежнему считала именем снегиря, немного светится в сумраке, отчего сейчас он был заметен, только перепачкан следами крови, словно кто-то прикасался к нему окровавленной рукой. Надо было не отворачиваться, когда Макса били, может, поняла бы, отчего раб не убил его и смотрел ли этот раб за моей реакцией в тот момент.
Парень подошёл ко мне ближе, вытирая тыльной стороной ладони лицо и заботливо поинтересовался:
- Испугалась?
- А было похоже, что испугалась? - отозвалась я: мне не нравилось, когда он заподазривал меня в трусости.
- Нет, наоборот, - он уважительно кивнул головой. - Ты молодец... Только взгляд у тебя какой-то... - Макс дотронулся до моего подбородка, приподнимая, чтобы лучше видеть глаза.
Я в который раз заметила, что у людей в этом мире глаза слегка светятся в полумраке и подумала, что даже представить не могу себе, как сейчас выглядят глаза Леры. Наверно, они хорошо отражали мои мысли, которые, несмотря на то, что вид крови на лице Макса охладили мой пыл, продолжали идти в заданном ранее направлении: здесь живут очень жестокие люди.
- Макс, ваш мир ужасен! – решила не скрывать свои чувства я. – В моём лишь Олаф мучил людей, бил, насиловал и измывался над целыми городами, а в вашем это делают все, причём не чувствуя при этом себя неправыми!
Мой голос был возмущённым, обиженным и расстроенным. К тому же всё-таки было ужасно жаль Макса, которому так досталось, да ещё так не вовремя. Я поспешно отвернулась, и, наверно, это выглядело так, словно я смертельно обижена на него и сейчас разрыдаюсь.
- Лера, не все, слышишь? – он осторожно развернул меня к себе и стал вдруг мягким и ласковым. – Мы не все такие…
- Но ты – такой! – упрекнула его я, поскольку какое мне, в конце концов, дело до остальных, когда Милахин стал почти моей мечтой, хоть и был типичным представителем людского рода в этом мире.
- Неправда, Лера, - возразил он тихо и обнял меня, притянув к себе.
Хотелось бы поверить, что он добрый, но память подкидывала опровержения этому домыслу.